Мария и Хинес лежат в постели. Кровать квадратная, то есть широкая и удобная, из тех, что позволяют каждому супругу спать на своей территории, не прибегая к столь радикальной мере, как два отдельных спальных места. В паре метров от изножья — серый сверкающий прямоугольник плазменного экрана. Комната просторная, ее отличает роскошная строгость, не допускающая лишних деталей, свойственная жилищам, в оформление которых была сразу вбухана куча денег. Потолок уютно снижается к изголовью кровати. Входная дверь отсутствует: в конце комнаты сразу начинается лестница, ведущая на нижний этаж. Абсолютно все здесь — ковры на полу, дерево, скошенный, как это часто бывает в мансардах, потолок, большое окно, через которое можно любоваться закатом, — помогает создать ощущение теплого уюта, звуковой изоляции и уединенности.
Сейчас окно распахнуто настежь. Его открыл Хинес в надежде, что в спальню прорвется снаружи хоть немного свежего воздуха, потому как в доме — при всех его удобствах — невозможно находиться, если не работает кондиционер. А еще Хинес открыл окно, чтобы стало чуть посветлее, поскольку ни он, ни Мария, в спешке осмотрев весь дом, не нашли ничего, чем можно было бы осветить комнату, даже ни одной свечи. На первом этаже царит полный мрак, так как там они предусмотрительно заперли двери и задвинули шторы; но сюда, в спальню, через окно все же проникает вялый свет, смутно очерчивая предметы и отражаясь в глянцевой поверхности экрана то отдельным бликом, то переливчатым и призрачным сиянием. Свет — от заката. Над черным силуэтом гор небо все еще тускло лучится, еще дает немощное фосфоресцирующее свечение — так ведет себя расплавленный металл, когда начинает остывать.
Но Мария и Хинес, в общем-то, не нуждаются в свете. Они дружно решили получше выспаться этой ночью и встать пораньше, с восходом солнца. Они очень быстро выкупались в бассейне — скорее чтобы смыть пот, чем для того, чтобы восстановить силы; потом обшарили дом, нашли чистую одежду и переоделись, нашли еду и поели — и все это торопливо, без малейшего удовольствия, по большей части без разговоров, с отсутствующим взглядом. При этом каждый напряженно думал о чем-то своем. Близость ночи, готовой вот-вот опуститься на землю, подстегивала их. Наконец они поднялись в спальню, разобрали постель и рухнули бок о бок — усталые, вымотанные, измученные, — но сон не шел к ним, заснуть не удавалось.
— Нас тут сожрут комары, — подает голос Мария.
— Говорят… говорят, что это совсем не больно — человек даже не успевает напугаться.
— Ты про что?
— Когда нападает дикий зверь. Однажды я что-то такое слышал. В одной передаче брали интервью у людей, которые сами это испытали… на которых нападали хищники, но им удалось выжить. У некоторых остались жуткие шрамы, и все твердили одно и то же: страха не было — в тот момент, как это ни странно… тебе кажется, будто происходит что-то вполне естественное.
— Ты говоришь это, чтобы утешить меня? Чтобы я успокоилась?
— Мария… я говорю, чтобы ты это знала.
— А я… — Мария делает паузу, не решаясь продолжить. — А я тебе говорю, что просто не могу забыть смерть бедной женщины… не могу забыть, что мы… даже не попытались спасти ее и…
— Я ведь тебе уже объяснял…
— Знаю, слышала! А вдруг, начни мы кричать или бросать камни… Или делать хоть что-нибудь!
— Мария… она была мертвая, она была уже мертвая, когда… — Хинес осекается. Мария то ли всхлипнула, то ли тяжело вздохнула. Даже в темноте Хинесу видно, как она закрывает лицо руками. — Что с тобой? Мы ведь обсуждали это.
— Не называй меня больше Марией!
— Но… почему?
— Потому что меня зовут вовсе не Марией, кретин! Потому что никакая я не Мария!
— А кто же ты?..
— Меня зовут Ева… Меня всегда звали Ева… Мария — это, скажем так, мой псевдоним. Смешно! Я ведь больше никогда не буду заниматься тем, чем занималась прежде, ты вытащил меня из этой грязи — так, что ли, это раньше называлось? Что? Что с тобой?
Мария задала вопрос, заметив, что Хинес приподнялся, опершись на локоть, и пристально смотрит на нее.
— Дело в том… На самом деле меня зовут Адам. Хинес — это второе имя… и я пользуюсь им, потому…
— Ты что, издеваешься надо мной? Не смей!
— Я пошутил, шутка… — говорит Хинес, механически меняя тон и снова плюхаясь на спину. — Ну мне просто показалось… забавным… Адам и Ева.
— Забавным… Нашел время! Не понимаю, как ты можешь… ведь совсем недавно… и часа не прошло… мы видели…
Читать дальше