Давид Монтеагудо - Конец

— Но в таком случае… здесь остались бы по крайней мере следы крови, пятна…

— Неизвестно… неизвестно, что происходит с кровью или с чем-либо еще, что принадлежало… что находилось в контакте… Все вроде бы указывает на то, что люди… то, с чем мы сталкивались… одежда ведь тоже исчезала. Вспомните-ка: ведь на дне бассейна не осталось и следа от купальников.

Ответом ему послужило долгое молчание, молчание, которое он сам же и нарушил — не в силах справиться с внезапно накатившим на него приступом ярости.

— Да ни хрена мы не знаем, ни хрена! — кричит он с искаженным лицом и сжимая кулаки. — Ладно… пошли посмотрим, — добавляет он чуть погодя, немного успокоившись. — А вдруг… Кто его знает! А вдруг найдем хоть одного покойника.

Хинес шагает вниз по склону, Мария тотчас трогается за ним, пользуясь проложенным Хинесом путем. Ампаро тоже срывается с места — она не желает оставаться одна. Ампаро отстает от них всего на несколько метров, и первые ее шаги кажутся мелкими и торопливыми, какими-то даже по-собачьи угодливыми. Но выражение лица совершенно не соответствует робости движений: с него не сходит гримаса упрямого недоверия и презрения: с такой миной смотрят на детей, тешащих себя наивными надеждами, и ждут, пока действительность жестоко и бесповоротно швырнет их с небес на землю, навсегда покончив с иллюзиями.

Час спустя солнце уже висит над самой линией горизонта, заливая горы мягким светом, который еще недавно был золотистым, а теперь начинает приобретать холодновато-оранжевый тусклый оттенок. Дорога, бегущая по лесистой местности, почти все время остается в тени. Солнце очень редко попадает на асфальт, а когда такое случается, неукротимые косые лучи заставляют тени трех велосипедистов причудливо растягиваться на двадцать-тридцать метров. Когда им приходится, одолевая подъем, изо всех сил крутить педали, они страдают от жары, но во время спусков уже могут наслаждаться свежестью — благодаря скорости лица овевает непривычный ветерок.

Сейчас дорога описывает плавную дугу в тени темно-зеленых сосен, вокруг стоит полная тишина. Только верхушки деревьев еще освещены солнцем, словно на них плеснули оранжевой краской — разбавленной и потому прозрачной. Вдруг подает голос Мария. Впечатление такое, будто она возобновляет прерванный совсем недавно разговор или снова хочет поделиться важной и неотвязной мыслью, которую прежде уже не раз высказывала.

— Все. Все исчезли в первый же миг — сразу после отключения электричества. Мы носимся, как сумасшедшие, как последние идиоты, а ведь нигде нет ни души…

Как сперва кажется, этой короткой репликой разговор и исчерпывается. Но после недолгой паузы Хинес все же отвечает ей, правда без особой охоты, будто считает, что опровергать аргументы любой из спутниц — это его докучливая обязанность, столь же насущная, как и кручение педалей.

— Но ведь мы-то остались! И вряд ли мы — единственные. Вполне возможно, существуют и еще такие же группы, как наша.

— Говори-говори! Вон самолет… огромный самолет, он летел на высоте десять тысяч метров со скоростью тысяча километров в час, но и там никто не спасся… все исчезли.

— Мы понятия не имеем, каков радиус действия этого… Ты вот говорила про высоту — десять тысяч метров.

— Но ведь мы проделали больше ста километров! Включая пройденные пешком… от самого приюта!

— Просто не может быть такого, чтобы мы остались одни. Должен быть еще кто-то, даже если это… пусть и в другом полушарии.

— И ты считаешь, у нас будет время добраться… до столицы… до моря? А ты решил податься в Австралию! Вспомни только: нас было восемь человек…

— Девять.

— Правильно, девять, а сейчас осталось всего трое.

— Уже какое-то время… уже какое-то время никто… может, уже и не… уже никто больше и не исчезнет.

Мария опять погружается в молчание, а у Хинеса просто не хватает духу что-то добавить или возразить. Между тем дорога опять пошла вверх, и велосипедисты все силы пустили на то, чтобы одолеть очередной холм. Ампаро так и не приняла участия в разговоре; с тех пор как они вернулись на шоссе, она лишь крутила педали и упорно думала о чем-то своем, но тут она вдруг взмолилась:

— Давайте сделаем остановку. А то я сейчас описаюсь. Надо передохнуть, давайте не будем ждать спуска.

Дорога и на самом деле скоро покатится под уклон, и довольно крутой спуск будет тянуться сколько хватит глаз, обещая, что следующий отрезок пути удастся пройти гораздо легче и на хорошей скорости.