Жеральд Мессадье - Царь Давид

В шуме барабанов весенней грозы черное разгневанное небо разверзлось над Иудеей. Сверкнула молния. Солнечный луч осветил часть луга. Здесь, неподалеку от крайних домов Вифлеема, пастух пас своих овец. Трава зеленела, яркая, усыпанная, словно звездами, переливающимися на солнце росинками.

Пастух поднял глаза и был ослеплен. Он посмеялся необычности этого света, который был подобен его красоте. Это был Давид, и его красота действительно была известна в Вифлееме – восьмой, самый юный и любимый сын Иессея, внук Буза и Рут Моавитян. Ему было 17 лет. Стройный, с бронзовым телом, глазами цвета меда, легким нравом, смелый. А также мечтатель. Девушки его любили, молодые люди старались походить на него, поскольку он был ловким и с помощью своей рогатки и камней за 100 шагов мог поразить лису. За ним была известна лишь одна странность – отсутствие всяческих шрамов и порезов. Но и это можно было объяснить – он не имел врагов, обходил их легко и с улыбкой. При повороте головы с него соскользнул капюшон, и солнце позолотило его медную шевелюру. Он вытащил из своей сумки лиру, изгибы которой напоминали форму женских бедер. Лучший ремесленник города изготовил ее для Давида из тисового дерева по образцу, предпочитаемому в Иерусалиме. Игра на лире была его коньком. Давид дотрагивался до струн, и дрожащие звуки рассеивались в .свежем воздухе. Его голос поднимался, подогреваясь пылом молодости. Это была песня любви, обещавшая очаровывать возлюбленных. Давид сам писал к этим песням и слова и музыку.

В 50 лье отсюда кровь утоляла жажду богов. Саул, первый царь Израиля, завоевывал филистимские земли. Саул также был красив, однако он навлек на себя справедливую немилость пророка Самуила. Его красота не могла ему помочь.

Давид не знал обо всем этом. Не осознающий ужаса и жестокости войны, он пел, смотря на пелену дождя над городом Иерусалимом, между тем как раскаты грома удалялись. Он был молод, но умел видеть сквозь дождь.

Например, он увидел шакала, который пробирался, прячась в высоких зарослях, в 200 локтях отсюда, прямо к овцам. Он хорошо различал спину, колышущуюся над травой, и иногда едва приподнимающуюся голову. Он наклонился, чтобы выбрать два-три хорошо заостренных камня, достал из своей сумки рогатку и поднялся. Рогатка в боевой готовности и натянута до упора. Жалкий крик шакала известил Давида, что прицел был верен. Овцы заметались. Шакал в смятении удалялся. Радуга соединила гору Иерусалима и долину Теребинт.

«Порочная кровь», – шептал Самуил во сне, его глаза были еще закрыты. Слова, сходившие с его уст, были почти неосознанны, и это повергло его в тревогу; чтобы слова вырывались таким образом, нужно, чтобы они были внушены. Он не видел света Всемогущего, как это бывало с ним раньше. Конечно, ему приснился сон. Но нет, он не видел света. Во сне одно дерево поднималось ввысь к серому небу, а другое, молодое, зеленеющее дерево – к светлому. Видение славы и обещание жизни под небесным сводом Всемогущего. Корни одного дерева разрастались, а корни старого становились корявыми и черными. Самуил открыл глаза и застонал. Старое дерево являлось символом порочной крови. Самуил глубоко вздохнул, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. Он понял свой сон и свои первые слова пробуждения. Его ожидало огромное испытание. Нужно было вырвать с корнем старое дерево. Между тем это он, Самуил, посадил его. Это дерево было домом Саула. Сын Киса Вениамитянина стал царем с благословения Самуила.

К тому же сон был несвоевременен. В этот самый час Саул боролся против амаликитян, и Самуил не получил из Вифлеема еще ни одной новости о сражении, развернувшемся на юге.

Он осторожно потянулся под одеялом из овечьей шерсти, чтобы избежать судорог. Тусклый проблеск в отверстии на верхушке шатра и просочившийся сквозь щель холодный воздух, наполнивший помещение свежестью, сообщили ему о том, что пришел рассвет.

В античном городе Вифлееме в месяц пейсах было холодно. Он повернулся к своей жене Мириам и увидел только длинный полог под шерстяным одеялом цвета сырой земли. Она покинула их дом в Рама, чтобы сопровождать его в ежегодном путешествии, поскольку не могла жить без него. Пророк приподнялся, опершись на локоть. Раб спал у ног Мириам, свернувшись клубком под своим одеялом. До Самуила доносились голоса, приглушенные двойной толщиной шатра. Он сел, взял посох, стоявший рядом с кроватью, с трудом встал на ноги и влез в сандалии. Шорох соломы и движение воздуха разбудили Мириам.