Антон Фридлянд - Сталинбург

До министерства он добрел в половине шестого. В изнеможении опустился на скамейку в парке напротив ведомства и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. Какой же ты дурак, Павел Вильзон — сегодня ведь выходной! Однако из массивных дубовых дверей то и дело выныривали клерки, и исключать возможность того, что Баррикада сегодня работает, нельзя было. Однако, что он будет делать, если увидит девушку, выходящую из министерства, Паша не мог сказать. Какова гарантия того, что она не сдаст его тут же отцу Лаврентию? А что, если она вовсе не захочет с ним разговаривать? Что, если о судьбе Матвея ей известно не больше, чем ему? Но даже если Баррикада может быть полезна и пойдет с ним на контакт, как сделать так, чтобы об их разговоре тут же не узнали в соответствующих органах? Ведь она, не снимая, носит на шее воротник правды, и каждое слово, произнесенное поблизости от него, вероятно, подвергается прослушке. В общем, Пашин план трещал по швам, и когда в начале седьмого Баррикада действительно вышла из дверей министерства, он не бросился к ней на всех парах, а последовал за ней, держась на некотором расстоянии.

В этот вечер она была не за рулем — видимо, «Жигули» предназначались только для служебных поездок. Отойдя от министерства на пару кварталов, девушка села в подошедший автобус, и Паша успел вскочить в заднюю дверь. Под вечер пассажиров в автобусе было много, и Вильзон без труда затерялся среди них. Ехали долго, преодолели несколько мостов и наконец добрались до жилмассива на окраине, где Баррикада вышла. Паша следовал за ней, и сгущающиеся сумерки помогали ему оставаться незаметным. Проследил, что вошла она в подъезд одной из пятиэтажек, дождался, пока загорелся свет на верхнем этаже и в окне появился знакомый силуэт.

Теперь ему известно не только где Баррикада работает, но и где она живет. Впереди — вечер и ночь, чтобы придумать, как действовать дальше. А пока ему нужно найти ужин и ночлег. С ночлегом все разрешилось достаточно просто: подвал в доме девушки был не заперт, и там в одном из закутков Паша обнаружил гору ветоши, на которой, если отбросить брезгливость и привыкнуть к ароматам кошачьей жизнедеятельности, можно провести ночь. Выбравшись на улицу, он купил в гастрономе на углу полбатона, кусок российского сыра, ломоть докторской колбасы и бутылку кефира, слопал все это, сидя на качелях посреди детской площадки, а затем вернулся в подвал, где тут же уснул, не успев обдумать, как будет действовать завтра.

От разговора с братом Матвей ожидал большего. Он надеялся, что Сева, узнав о досадном недоразумении, тут же пришлет за ним служебный «ЗИЛ», чтобы срочно увезти из этого гадкого места. Но оказалось, что брат не только был в курсе происходящего, но даже выступал инициатором этой ссылки.

— Ты пойми, Матфейка, это же для твоего блага! Нужно продуктивность твою повысить, а то совсем ты расслабился в Сталинбурге. Вот мы с отцом Лаврентием и решили, что нет лучше средства, чем творческий отпуск в Переделкинском ОМОНе.

— Какой на хер творческий отпуск, Сева? — возмутился Мэт. — Ты меня в натуральную тюрьму упек!

— Ну зачем ты так, братец! Свежий воздух, четырехразовое питание, вдохновляющая атмосфера и люди кругом приятные. Была б у меня возможность, сам бы недельку у вас пожил!

— Вот и живи здесь, если тебе это все так нравится! А меня отсюда забери сегодня же!

— Даже если б хотел тебя забрать — не могу…

— В смысле «не могу»? Ты министр или кто?

— Вот именно что министр. А у нас в министерстве знаешь как серьезно к документам относятся? Если выписали тебе разнарядку в дом творчества, то ее просто так не отменишь. Даже если сегодня процесс запущу, то на всю волокиту не меньше недели уйдет. А тебе через неделю как раз в столицу возвращаться. Кстати, мы с Лушей ждем тебя в гости десятого числа — заодно и День победы отметим.

Мэт понял, что ни просьбы, ни истерики на брата не действуют, и ему придется оттрубить в богадельне целую неделю. Интересно, где сейчас Пашка? За десять дней, что они бок о бок провели в Священном Союзе, он успел привязаться к пареньку и теперь беспокоился о нем. Однако Севу спрашивать о судьбе Паши Вильзона не стал, чтобы тот не прислал его сюда в тот же день, дабы Паша составил компанию режиссеру.

Повесив трубку, Матвей заметил эссеиста Мишу Куца, который стоял за его спиной, прислонившись к колонне. Судя по всему, он воспользовался возможностью улизнуть с часа коллективного творчества, чтобы не оставлять новичка без внимания. Ухватив Мэта за руку, он потащил его на второй этаж, где размещался небольшой музей. Музей этот был посвящен одному-единственному событию, произошедшему примерно год назад, а именно — визиту в дом творчества товарища Птушки.