Сергей Лукьяненко - Войны Сорока Островов

Мне всегда хотелось иметь меч. В этом не было никакой необходимости в ту пору, когда я был ребенком – в нашем Острове всегда хватало людей, способных защитить свои земли. Не было нужды и теперь, когда я стал взрослым. Менестрелю нет нужды с кем-то сражаться. Даже в Диких Островах чтут слова памяти, даже им, не верящим в Купол и Врага, хочется развлечений. Тем более не нужен меч на землях семи Великих Островов. Для охоты и защиты от зверей у меня есть Айлок, а от дикого грифона обычный меч не спасет. Тут поможет лишь Древний Меч, и великий боец, способный пробудить оружие Врага.

Так что меч мне не нужен. Но человек устроен так, что больше всего на свете ему хочется бесполезных вещей. Невидящим Красок грезится цвет заката и морской волны, Говорящие с Богами мечтают об обыкновенной тишине. Мне, сделавшему выбор на пороге юности, нравится вид оружия. Во сне я часто иду по горным дорогам с обнаженным клинком в руке. Наверное, это память предков просится в мой разум, память времен войны с Врагом и становления Островов. Но просыпаясь я гоню ее прочь. Я ведь сделал свой выбор – первый и последний раз в жизни держа в руках меч, стоя перед связанным рабом. И теперь у меня гитара вместо меча, и Айлок вместо охотничьего арбалета. Я повидал все семь Великих Островов и большинство Диких. Я пел для баронов и кнайтов, я сидел за их столами, я был в храме Говорящих с Богами. Я научился разделывать мясо голыми руками и строить хижины без ножа.

Но во сне я иду по горной дороге с мечом в руках.

Лорд Ириан славится своим гостеприимством. Правда, те, кто приходил к нему без приглашения и с оружием в руках, могли бы рассказать и про другие таланты гайда самого маленького из Великих Островов. Но мне нравится приходить в его маленький замок в горной долине на крайнем юге.

Вот и сейчас пир затянулся почти до рассвета. Я слишком много пил, я слишком громко пел. Болело горло, тяжело гудело в голове. Завтра… то есть, уже сегодня, мне будет не до песен. Надеюсь, Ириан понимает это. Но ложиться, зная каким будет пробуждение, не хотелось.

Комната, где меня поселили, была великолепной – еще одно проявление ирианского гостеприимства. Широкая мягкая кровать, одеяло из настоящей толстой шерсти, недавно стираная простыня. На столике рядом с кроватью – две почти не тронутые свечи в подсвечнике из стали и большой стеклянный стакан с парящим, горячим вином. На дне стакана рдели камни тепла, способные хранить жар несколько суток. К обеду, когда я проснусь, вино изрядно выдохнется, но останется горячим – как раз то, что мне будет нужно.

Сидя на кровати я баюкал в руках собственную голову. Гитара лежала рядом, отблески свечей играли на красном лаке. Не было сил даже убрать ее в чехол. Но это нужно сделать… и заснуть тоже необходимо. Перед уходом из замка я снова должен петь, и мне лучше отдохнуть. Хотя бы чуть-чуть.

Отпустив, наконец, гудящую голову, я прошел к окну. Открыл глухие ставни из полупрозрачного камня – стекла в окне, конечно же, не было. Даже ирианское гостеприимство имеет пределы. Меня обдало холодным воздухом, показавшимся ледяным после жарко натопленной комнаты. День будет теплым, как всегда на юге, но ночи холодны везде. Тут уж ничего не поделаешь. Глотая холодный воздух я разглядывал звезды. Оттуда мы пришли, туда и вернемся. Когда-нибудь. Правда я, пока, не спешу.

– Пожалейте свое горло, Влад. Ему и так сегодня досталось.

Я слишком много выпил, чтобы удивляться. Но вот злость проснулась сразу. Повернувшись я увидел темную фигуру возле дверей. Неужели не закрыл засов?

– Клянусь Бессмертными Гайдами, я жалею, что стал менестрелем, и не могу угостить тебя мечом! – сознавая свое бессилие и одновременно неуязвимость, сказал я. Кем бы ни был незваный гость, но напасть на менестреля, да еще в ирианском замке, он не рискнет.

– Успокойся, Влад, – миролюбиво сказал незваный гость, подходя к свету. – О том, что стал менестрелем, ты жалеешь давно. Я скорблю о своем вторжении, но другой возможности поговорить наедине у нас не было.

Теперь я его узнал. Серая свободная одежда, бесформенная маска из мягкой замши на лице. Говорящий с Богами, не тот, что живет в замке постоянно, толкуя сны и бормоча свои туманные пророчества, а один из ищущих, проводящих жизнь в дороге, не пропуская ни одного замка, ни одной захудалой деревеньки. Кажется я видел его в начале пира, он сидел в дальнем углу стола, используя свое право на еду и кров в течении трех суток. Такое же право, как и у меня, между прочим. Осознание этого факта вдруг прогнало злость. Я не люблю Говорящих с Богами, мне делается противно от их бессвязных речей, неопрятности, наглости и самодовольства. Но этот казался довольно разумным.