Мэтью Стовер - Герои умирают

Сверху доносятся громкие голоса и топот. Очень скоро стражники окажутся в пределах арбалетного выстрела, несмотря на низкий потолок, – эти стрелы летят по очень пологой траектории.

Ярко-фиолетовые глаза Таланн на мгновение заглядывают в мои; через секунду она тушит зажигалку, и на нас наваливается темнота, такая густая, что ее можно попробовать на вкус.

Ее рука дотрагивается до моей, а губы легко касаются моего рта. После этого она исчезает.

Проходит целая вечность, прежде чем я слышу ее неясный голос: «Идите!»

Я глубоко вдыхаю и переношу тяжесть Ламорака на плечи. Приходится собрать всю свою храбрость, чтобы ступить с каменного пола в никуда.

Мы падаем, падаем, падаем, ударяясь о стены и скользя по изгвазданному дерьмом камню. Ничего не видно – сколько нам еще падать, сколько осталось позади? Мы снова ударяемся, кувыркаемся и падаем, падаем…

Наконец мы на земле, глубоко погруженные в какую-то мягкую массу, которая слегка потрескивает.

Я выкапываю проход наружу, стараясь не думать о том, что сейчас соприкасается с моими ранами,

– Таланн?

Она высекает огонь. Господи, неужели я выгляжу так же мерзко? Невозможно понять, в чем она извалялась с головы до ног, потому что мое обоняние притупилось еще несколько минут назад в Шахте, когда мы с Ламораком лежали в груде трупов, покрытой толстым слоем человеческих отходов.

Ну, это вынести нетрудно; примерно в такой же куче находишься после Ритуала Перерождения.

В свете крошечного дымного огненного язычка мы находим Ламорака. Подземная речка тоже оказывается недалеко, всего в нескольких метрах. Вот почему куча отходов не растет и не закупоривает дыру в Шахте: часть их уносит вода.

Ламорак в отключке, и мне остается лишь снять свой пояс-гарроту, чтобы крепко привязать к одному его концу руку Ламорака, а к другому – свою.

– Помни, – говорю я Таланн, – нельзя плыть, пока не сосчитаешь до шестидесяти.

– Помню, – отвечает она. – Один-анхана, два анхана.

– Давай!

Она задувает огонь и бесшумно соскальзывает в воду. Я обеими руками зажимаю рот и нос Ламорака и следую за ней.

Вода покрывает мою голову, словно материнское благословение, и я несусь в абсолютно черном потоке, ничего не чувствуя и не думая ни о чем, – только мозг автоматически отбивает секунды. Если б я не был так истощен, если б вода была не такой холодной и не успокаивала боль в ранах, я мог бы запаниковать. Однако сейчас у меня просто нет сил, чтобы волноваться.

Секунды мелькают куда быстрее, чем бьется мое сердце.

Я начинаю подозревать, что приложил слишком много усилий, что зря гнался за мечтой, за миражом, что я мог бы быть счастлив, просто плывя по жизни, так же как плыву сейчас по течению.

Я потерял счет времени, меня больше ничто не волнует. У меня едва хватает сил, чтобы задержать дыхание, и я знаю, очень скоро я не смогу этого. Я вдохну воду, и она охладит мои легкие и сердце так же, как охлаждает рану в плече…

Луч света смешивается с призрачными огоньками, а знакомый голос зовет меня по имени. Если это тот самый туннель, о котором столь много говорят, то это может быть голос моей матери… Однако сильная мозолистая рука хватает меня за запястье и рывком вытаскивает из воды.

Зажигалка стоит на камне у речки, а Таланн бьет меня по щекам.

– Да приди же в себя, черт бы тебя побрал!

Я встряхиваю головой и начинаю понимать, что происходит.

– Все-все, я в порядке. Таланн плывет рядом.

– Ты уверен?

Свет зажигалки дает мне ориентир, и вместо ответа я делаю сильный гребок по направлению к нему. Ламорак болтается на веревке позади меня.

Мы с Таланн несколько минут возимся, пытаясь выдавить воду из его легких. Когда дыхание восстанавливается, мы валимся рядом на камень.

– У нас получилось, – негромко говорит Таланн. – У тебя все вышло, Кейн. Я не могу в это поверить!

– Ага, – отвечаю я.

Ну что тут еще можно сказать?

– У нас получилось, но надо идти вперед. Один-два стражника могли совсем свихнуться и пойти за нами.

– Еще минутку. – Она положила теплую руку мне на предплечье.

Вода смыла с нее грязь – и теперь Таланн действительно очень красива. И к тому же боготворит меня.

– Нет, – отвечаю я. – Идем немедленно. Ну, вставай. Масло в зажигалке вечно гореть не будет. Она заставляет себя встать.

– Да ты просто мелкий ублюдок, ясно? Я пожимаю плечами.

– Вот и моя матушка говорила то же самое. Ну, пошли.

Прежде чем представить отчет, Тоа-Сителл заглянул в бумаги, в последний раз сверяясь со своими заметками.