Мэтью Стовер - Герои умирают

Я бросаюсь к ним – они разворачиваются и в панике бегут, за считанные секунды покрывая внушительное расстояние. Я тотчас устремляюсь обратно на балкон за Рушаллом и Ламораком.

Вокруг свистят стрелы; меня жалит выбитая ими из стены каменная крошка. Одна стрела запутывается в коже костюма, чуть не втыкаясь мне под ребро. Стражники на том краю дыры отвлеклись на вооруженных заключенных – значит, в меня стреляет кто-то другой, возможно, новые охранники, подоспевшие на подмогу. Впрочем, у меня нет времени остановиться и посмотреть.

Надеюсь, плечо меня не подведет, хоть я и чувствую, как течет из раны теплая кровь. Вероятно, стрела попала в мякоть возле шеи, в двух дюймах от позвоночника. Каждый шаг отдается взрывом боли в правом колене,

Я бегу вокруг Ямы, вижу лежащую на полу Таланн. Она старательно пригибается, пытаясь отцепить Рушалла от Ламорака.

– Иди, иди же! – кричу я. – Иди к двери! Я займусь им! Услышав мой крик, она поднимает голову, кивает и перекатывается на ноги. Двое стражников на том краю взводят арбалеты вслед бегущей воительнице.

– Пригнись! – кричу я.

Прежде чем они успевают выстрелить, из Ямы раздается пара хлопающих звуков. Над головами стражников пролетают стрелы; те нервно отшатываются и промазывают.

Зато другие палят вниз, в Яму. Но меня заботят сейчас только четверо стражников, что бегут за мной по пятам. С ними и те двое, которых я прогнал раньше.

У меня есть пятнадцать секунд.

Я хватаю Рушалла за обмякшую руку и пытаюсь оттащить его. Ламорак кричит от боли – что ж, по крайней мере он в сознании. Рушалл конвульсивно дергается и стонет; несмотря на пять засевших в груди стрел, ему понадобится еще минута или две, чтобы умереть.

Мне становится ясно, в чем дело: Рушалл и Ламорак сколоты стрелой – она прошла под ключицей несостоявшегося палача.

Бегущие стражники в сорока… нет, уже в тридцати футах от меня.

Я вбиваю ступню между грудью Ламорака и спиной Рушалла; раздается тройной вскрик – я собираю все силы и делаю рывок вверх, поднимая Рушалла, словно уснувшего ребенка Из живота Ламорака бьет фонтан крови; второй вырывается из глубокой, с рваными краями раны возле правого соска.

– Беги, ублюдок недоделанный, беги, чтоб тебя! – кричу я и грубо пинаю его в ребро.

Шестеро стражников подбегают ближе. Ламорак перекатывается на живот, стонет и с трудом тащится на руках и здоровом колене.

Я поворачиваюсь к стражникам, все еще держа на руках бьющегося в агонии Рушалла, и бросаю его тело в первого бегущего. Они сталкиваются с глухим стуком, Рушалл визжит и яростно цепляется за что попало, в том числе за стражника, пытаясь удержать равновесие. Они шатаются и падают на барьер, раскачиваются в странном объятии и, наконец, низвергаются в Яму. Над ними смыкается орущая толпа арестантов.

Оставшиеся пять стражников бросаются вперед с поднятыми дубинками, пытаясь обойти меня с флангов.

Теперь, бросив ползущего Ламорака, я могу бежать и наверняка успею уйти. Этим ребятам в броне никогда не схватить меня, даже раненого. Однако я жду их в боксерской стойке, а затем принимаю на ладони удары окованных железом дубинок, Где-то стреляют арбалеты и кричат от боли люди.

Выходы из коридоров извергают все новых и новых стражников, ринувшихся на сигнал тревоги.

Я жду, тяжело дыша.

Я исполнен поэзии борьбы.

Стражники переглядываются, готовясь атаковать.

Я бросаюсь в атаку, отринув размышления.

Вот передо мной один из них; я бью его ногой, и он сгибается пополам, взлетая. Пока он хватает ртом воздух, мои пальцы уже добираются до глаз его напарника. Я переношу вес тела на другую ногу и ударяю сбоку третьего; тот летит через барьер прямиком в Яму. Повернувшись на месте, я бью ребром ладони по основанию черепа первого стражника. Он падает и судорожно подергивается.

Но не успеваю почувствовать первую радость победы – какой-то ублюдок пыряет меня ножом сзади; я не могу вздохнуть, колени подгибаются сами собой, от почек по всему телу расползается леденящий жар.

Еще один удар дубинки по суставу между плечом и шеей – я едва успеваю увернуться и принять его на мякоть левой руки и правую ладонь. Они немеют, зато удар возвращается к стражнику. Шея у меня целехонька, вот только в очумевшей голове вспыхивают звезды.

Я рычу от боли и жахаю стражника по челюсти острием локтя. Оборачиваюсь как раз вовремя – успеваю нырнуть под занесенную вновь руку стражника. Из такой позиции я бью его апперкотом в бронированный пах – он глухо стонет и приподнимается на цыпочки. Онемевшими пальцами я хватаю его за пояс и тяну на себя в качестве прикрытия от ударов остальных охранников. Я чувствую, как по нему молотят дубинки, однако этого недостаточно, чтобы пробить его броню. Стражник с выдавленными глазами моргает, словно что-то видит, и я понимаю, что попался.