Мэтью Стовер - Герои умирают

Дверь Шахты недвижима. Как только она приоткроется или стражники вдруг подадут признаки тревоги, я выскочу, выстрелю из обоих арбалетов и рвану к охране. Может быть, мне повезет, и я свалю одного. Человека, бегущего с той скоростью, с какой я покрою разделяющие нас тридцать метров, застрелить невозможно.

Точнее, бегущего с той скоростью, с какой я мог бежать этим утром. Колено словно рассыпалось на мелкие кусочки.

Остается лишь надеяться, что ни один из стражников не умеет стрелять так, как стреляет Таланн.

Никаких признаков тревоги. Похоже, у нас все получится.

Должен сознаться, я обожаю такие моменты.

Ради этого я и живу. Поэтому я и стал собой. В схватке за жизнь есть некая чистота; она превыше любых философских поисков истины.

Ставки сделаны, правила отменены: нет больше блужданий в сером тумане морали. Все просто – черное или белое, жизнь или смерть,

Однако даже жизнь или смерть мало значат сейчас для меня. Это лишь следствие, побочный эффект. Меня снедает жажда Насилия, я предвкушаю его. Если я выйду из укрытия, поставлю на карту свою жизнь и жизни своих друзей, я испытываю блаженство – такое чувство ощущает святой, когда его коснется бог,

Мою лирику прерывает Рушалл. Он вскакивает из-за стены, словно мишень в тире. Хватает Ламорака за руки и удерживает его на спине – тот выглядит пойманным. Сквозь гул я слышу панический визг Рушалла:

– Не стреляйте! Не стреляйте! Я его поймал!

Я, кажется, говорил, что мы по уши в дерьме? Нет, дудки – мы там по самую макушку.

Я выпрыгиваю на балкон – пристрелил бы эту сволочь, если б не боялся зацепить Ламорака, – и направляю арбалеты на стражников на том краю Ямы. Их не смущает то, что остановило меня, они поднимают арбалеты и стреляют – все восемь сразу. Некоторые промахиваются, но не меньше пяти стрел вонзаются Рушаллу в грудь и швыряют его на стену. Он оседает на пол, поверх Ламорака.

Я стреляю с бедра. Одна стрела высекает искру из балконной стены, другая летит одному из охранников под ребра. С такого расстояния кольчуга не может защитить его – стрела входит в тело по самое оперение; стражник падает на бронзовые двери – они открываются. Но возникают все новые и новые его однокорытники…

Я ныряю под прикрытие балконной ограды, чтобы перезарядить арбалет, а тем временем кто-то из стражников Трубит некий сигнал. Звук горна отдается по всему Донжону.

Похоже, ситуация стремительно ухудшается.

Мне бы добежать до противоположного края Ямы и свалить стражников, но едва я собираюсь встать, как что-то свистит мимо моей головы и ударяет в плечо сзади. Я падаю и перекатываюсь, стрела с красным оперением ударяется о пол у моих ног. Я разворачиваюсь и вижу еще четырех стражников, бегущих по тому коридору, из которого мы пришли.

Нет уж, обойдетесь – я не такой герой, чтоб умереть на этом балконе ради пяти лишних секунд для остальных.

Двое стражников бегут ко мне по коридору; еще двое останавливаются посреди прохода и целятся мне в голову.

Я отбрасываю арбалеты, кувыркаюсь через плечо и вскакиваю на ноги, одновременно вытаскиваю из сапог небольшие метательные ножи и швыряю их в коридор. Бросок слаб, но его хватает, чтобы заставить стражников пригнуться и сбить прицел.

Я подхватываю арбалеты и свергаю их через ограду вниз; за арбалетами летят стрелы. Когда пара заключенных неожиданно получает оружие, из Ямы доносится кровожадный рев. Я без колебаний прыгаю вперед, на заряжающего арбалет стражника, и бью по оружию. Затем падаю на спину и впечатываю ступню ему в живот. От удара он взмывает в воздух, перелетает через перила и падает в Яму.

Я качусь дальше и наконец встаю на ноги. Второй стражник с арбалетом пытается затормозить и останавливается на балконе. Похоже, он не горит желанием сразиться со мной один на один.

– Эй, послушай… – говорит он, однако я прыгаю вперед и молниеносным ударом разбиваю ему губы.

Он моргает, и этого мгновения мне вполне достаточно, чтобы взять его шею в захват и повернуть в резком «броске повешенного». Он напрягается, отчаянно борясь за жизнь, но, не в силах остановить мой рывок, низвергается через перила прямо в толпу заключенных внизу. У него, так же как у напарника, болтался на ремне арбалет.

Теперь вооружены уже четверо узников.

Два стражника в коридоре все еще возятся со своим оружием: один не успел натянуть тетиву, другой пытается дрожащими руками вставить в желобок стрелу. Я показываю им зубы и киваю; они обмениваются тревожными взглядами.