Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю

– Единственно ради вас, дорогая Марфа Ярославна. Усадебка, где я находился после бегства из своего замка, теперь стоит пустая, а ведь там сад, огород и даже небольшое пастбище. Повелеваю Виктору удалиться туда и без особого дозволения за пределы усадьбы не выходить. Ну а вы, сударыня, если будет на то ваша воля, можете его сопровождать. – Катерина что-то шепнула королю на ухо. – Да-да, конечно, чуть не забыл. Корову с собой прихватите.

– Благодарю вас, Ваше Величество, – склонилась Марфа в низком поклоне.

– Только ради вас, княжна, – повторил Александр. – Теперь уже поздно, темно, а с утра можете отправляться.

Оглядев вытянувшиеся лица славных рыцарей, король спросил:

– Кажется, вам мой приговор показался слишком мягким? А как бы поступили вы на моем месте – неужели не уступили бы просьбе девушки, столько испытавшей на своем веку?

Рыцари молчали, избегая глядеть на короля, на Марфу и даже друг на друга. Первым молчание нарушил Зигфрид:

– Но мы должны взять с Его Высочества клятву, и лучше всего письменную, что отныне и впредь он отрекается от всяких прав на престолонаследие.

– Согласен, – кивнул Александр. – Вот вы, почтенный Зигфрид, этим и займитесь.

– Погодите, Ваше Величество, – спохватился Беовульф, – но если с вами, очень извиняюсь, что-либо случится, то не возникнут ли трудности, гм, ну понимаете…

– С наследником престола? – пришел ему на помощь король. – Думаю, что эти трудности мы скоро преодолеем. Разумеется, не без помощи моей Катерины. Не правда ли, дорогая?

Катерина покраснела, но чувствовалось, что слова короля не пришлись ей не по душе. Заметив смущение будущей королевы, Александр возвысил голос:

– Ну что же, дамы и господа, все насущные вопросы мы, кажется, решили. Завтра возникнут новые, а пока что будем праздновать и веселиться!

И Его Величество, собственноручно наполнив два кубка, один поднял сам, а другой протянул Катерине.

Простая крестьянская телега, запряженная пегой лошадкой, остановилась на обочине Кислоярского тракта, и щуплого вида мужичок помог своим попутчицам – двум бабкам в сарафанах и платках – спрыгнуть на дорогу.

– Спасибо тебе, добрый человек, – низко поклонилась одна из них, более полная и статная. Вторая, маленькая и худая, в платье явно не по размеру, лишь что-то буркнула.

– А то переночевали бы у меня, – предложил мужичок. – На ночь глядя в наши леса лучше не соваться… Ну, как хотите. – Он легонько стеганул лошадку, и телега, свернув с дороги, покатила по еле заметным в пожелтевшей траве колеям.

А женщины двинулись дальше по дороге, которая через какую-то сотню шагов ныряла в дремучий лес.

– Может, напрасно мы отказались? – опасливо проговорила более худая женщина. – Не больно-то здесь приютно, особливо ночью…

– Ничего! – Ее спутница привычным движением вскинула на плечо небольшой, но увесистый узелок. – Ежели бодро пойдем, то уже завтра будем в Царь-Городе. Там у меня есть верные люди – отлежимся. А уж потом придумаем, куда двигать! Так что не беспокойся, Петрович, прорвемся.

– Скорее бы, – проворчала, или, вернее, проворчал Петрович. – А то это ж ведь великий позор – в бабском шмотье щеголять.

– Ради дела и не на такое пойдешь! – хохотнула ее подруга, она же князь Длиннорукий. – Ничего, придет и наш срок, попомни мое слово!

– Не пойму одного, князь – пошто мы в Царь-Город идем? – спросил Петрович. – Лучше бы хоть в Белую Пущу…

– По конюшне соскучился? – хмыкнул князь. – Ну нет, к упырям мы не пойдем. Они ж, гады такие, нас просто кинули. А я князю Григорию верой и правдой служил!..

За этими разговорами беглые путчисты вошли в лес. Высокие ели, подступавшие вплотную к дороге, закрывали и без того стремительно темнеющее небо, и путникам приходилось идти уже чуть ли не на ощупь. Впрочем, Петрович чувствовал себя здесь, как щука в воде – эти леса были ему немало знакомы по прежним нечестивым делам.

Однако вскоре из леса заслышались голоса, и на дорогу высыпали несколько оборванцев с горящими лучинами. Соловей сразу узнал в них своих недавних приспешников, только с тех пор они успели еще более пообтрепаться.

И не успели Длиннорукий с Петровичем и ахнуть, как попали в плотное кольцо окружения.

– Грабить будем! – заявил разбойник в старом кожаном тулупе и с цигаркой в зубах. Если бы князь Длиннорукий имел желание и возможность присмотреться внимательней, то признал бы в нем женщину. Но князю было не до того – теперь он более всего опасался, что грабители доберутся до его узелка с крадеными золотыми ложками, и от страха вдруг сделался необычайно красноречив.