Кэрол Берг - Возрождение

Живость внезапно покинула ее лицо, оно неуловимо изменилось, как неуловимо меняется еще светлый мир, после того как солнце опускается над горизонтом. Она начала медленно качать засыпающего мальчика, прижавшись щекой к его голове.

– Валдис, – повторила она. – Имя эззарианского бога. Мне казалось, тебе претит роль бога.

– Эззарийцы понятия не имеют, к кому или чему они обращаются.

– Тогда ответь мне, господин Валдис, почему тебе важно было забрать Эвана именно сейчас, так поспешно? Мы заботились о нем, оберегали его от всего, любили, как должно любить ребенка. Война отошла уже далеко от того места, где мы живем, ничто не угрожало его безопасности. Раньше у тебя не было времени, чтобы быть с ним, и, если ты будешь и дальше участвовать в войне Аведди, едва ли оно появится. Что, по-твоему, должно произойти с миром людей, что ты больше не считаешь его безопасным для мальчика?

Я кинул на стол нож и остатки яблока.

– Безопасность сына для меня самое важное. Я не помню, почему мне казалось необходимым так спешить.

– Не помнишь? – Она удивленно подняла голову. – Четыре дня назад ты угрожал уничтожить двести человек, если я не отдам его тебе немедленно!

– Но это было до того.

– До чего?

Она мастерски находила неприятные для меня вопросы, но я понимал, что нам лучше сохранить хорошие отношения для дальнейшей жизни в одном доме, поэтому ответил ей.

– До моего превращения. До того, как я стал настоящим мадонеем. – Конечно, мне было бы ответить проще, если бы я сам знал то, что ее интересует. Как и во многих других случаях, логика моих поступков была мне самому неясна. – Я верил, что мой сын должен срочно попасть сюда, но я не помню всей цепочки рассуждений, поселившей во мне эту уверенность. Тогда я еще был человеком. Человеческие поступки продиктованы человеческими эмоциями, сейчас мне сложно их понять, мое тело, мой разум и эмоции стали другими.

– Твое тело изменилось… ты не человек… – Ее недоумение было мне неприятно.

– Я теперь мадоней, как мой отец, как Каспариан, хотя они мадоней по рождению, а мне это право подарили… Рекконарре – ты и все остальные эззарийцы – дети людей и мадонеев, живших в браке двенадцать столетий назад. Это было чудовищной ошибкой, принесшей болезнь в мир. Мой отец исправил эту ошибку во мне. Теперь ты понимаешь?

– Я начинаю понимать. Ты… изменился… ты помнишь только факты из прошлого, события, решения, имена, но не помнишь, что ты чувствовал и почему.

– То, что мне понадобится в будущем, я вспомню. Это не имеет особого значения. Место моего сына здесь, а не в человеческом военном лагере, где его могут захватить в плен, покалечить или даже убить, все зло и жестокость идут от людей. Он будет воспитываться здесь, как мадоней, а когда придет время, я преподнесу ему тот же подарок, который мой отец сделал мне.

Женщина плотно сжала губы и погладила мальчика по голове. Она не сводила глаз с моего лица.

Теперь, когда она больше не задавала вопросов, я мог уйти.

– Ребенок спит. Я приду утром. – Я чувствовал на себе ее взгляд, идя к двери.

Недовольный смущением, которое вызвала во мне эта женщина, я поднялся на стену, развернул крылья и взлетел. К несчастью, буря и ограниченное стеной пространство не помогли мне забыться. Вопрос женщины мучил меня. Почему я привел сюда ребенка именно теперь и так поспешно?

Я частично ответил на ее вопрос. Моя душа содрогалась при мысли, что у моего сына когда-нибудь могут оказаться те же шрамы, что оставались у меня на лице и в боку. К тому же мальчик рекконарре, значит, ему необходимо жить в двух мирах. Но не сейчас, так почему же я забрал его именно теперь?

Еще я собирался взять с собой сына, чтобы убедить отца в серьезности моих намерений. И убедил. Но крепость-тюрьма, сумасшедший мадоней и два его товарища неподходящее место, чтобы воспитывать ребенка. Пока я не разрушу стену и не решу, что делать с отцом, мальчик и здесь не будет в безопасности.

Значит, есть третья причина, и именно ее я и не могу вспомнить. Я взлетел над горами, позволяя буре швырять снег мне в лицо, и полностью отдался полету.

Когда наступило утро, холодное и неприветливое, я умылся, оделся и подавил в себе желание немедленно пойти к сыну. Он еще наполовину человек. Он будет спать или завтракать. Я собирался путешествовать по снам, поэтому Каспариан ждал меня в библиотеке, комнате, которую я сделал своим кабинетом. Мадоней начал заклятие, но я тут же прервал его.

– Не сегодня, – сказал я. – Я должен заново обдумать все, что касается этой войны.