Глен Кук - Жар сумрачной стали

Морли заткнулся. Это все равно случилось бы (в чем Дотсу не откажешь, так это в умении сосредотачиваться в нужный момент), но лучше раньше, чем позже.

Внутрь мы проникли крысиным ходом.

Сквозь дыру в фундаменте. И очутились в вонючем подвале, где было так темно, что даже Морли ничего не видел. Синдж подвела нас, одного за другим, к хлипкой лесенке.

– Держитесь стены, – прошептала она. – Особенно ты, Гаррет. Иначе лестница не выдержит. – По-моему, она пыталась пошутить. Надо свести ее с попугаем, пускай попрактикуется в остроумии.

Ступеньки противно скрипели. Я не удержался и чихнул. Морли выпучил глаза, когда и ему в нос забилась пыль, но сумел с собой совладать.

Интересно, а через дверь никак нельзя было войти? Потом спрошу. Вполне возможно, Синдж о ней просто не вспомнила. Сила привычки.

У Тамы Монтецумы множество достоинств, и крепкий сон – одно из них. Мало того, она храпела, как пьяный боцман. Что-то на нее не похоже…

В воздухе витал сладковатый, полувыветрившийся аромат. Синдж чиркнула кремнем, зажигая для меня фонарь, и тут я узнал этот запах. Опиум. По правде сказать, опиумом в Танфере баловались редко. Штука дорогая и опасная, есть немало дешевых зелий, которые с тем же успехом искалечат тебе мозг и оставят пускать слюни с блаженной улыбкой на физиономии.

Вот уж не думал, что Тама покуривает опиум. Впрочем, когда у человека есть деньги, он может себе позволить что угодно.

Свет упал на спящую женщину. Лахудра лахудрой, ни капельки не похожая на Таму Монтенуму, какой я ее помнил. Эта Тама ухитрилась за неделю опуститься до самого низа, если не глубже. Эту Таму никто в жизни не стал бы разыскивать. Эта Тама настрадалась настолько, что у нее не осталось желания жить. У этой Тамы попросту не могло быть никаких припрятанных сокровищ.

– Ты бы сама с ней справилась, – сказал Морли, обращаясь к Синдж. – Мы здесь лишние. – Он покосился на меня, и я понял, что его обуревают чувства, схожие с моими.

– Наверное. Вы попросили – я привела. Наш разговор разбудил Таму. Она потянулась, потом села. Глаза впавшие. Волосы спутанные… Она с трудом подняла голову и пробормотала:

– Добрался-таки.

– Извини, что задержался. Синдж привела. – Я не стал уточнять, что сам ее не искал.

Тама потянулась было за трубкой, но Морли ей помешал. Разумно. Если она и впрямь пристрастилась к опиуму, можно будет сторговаться: ты нам правду – мы тебе зелье.

– Торопись, Гаррет, пока Синдж другой не зацапал, – посоветовал Морли. – Надевай ей колечко на пальчик. Она обдурила вас обоих – и тебя, и Покойника.

– Ты вообще о чем, приятель?

– У нее серебряный браслет. И у этой тетки – тоже.

Значит, они – не оборотни…

– Тама, не хочешь ничего мне рассказать?

– Нет у меня никаких денег, понятно? Они знали. Они их нашли – не там, где им полагалось быть. – Голова Тамы свесилась на грудь. – Оставили мне только серебро и опиум. Надеялись, что я сама себя прикончу, их от этой необходимости избавлю.

Сегодня шестеренки у меня в мозгу крутились вдвое быстрее обычного. Уже зная ответ, я, тем не менее, спросил:

– А кто такие «они»?

– Оборотни. Драконы.

Может быть, может быть. Но плохо верится. Я бы заподозрил Волков, которые просчитали, что Тама, когда ее поймают, укажет на Драконов.

Зачем Драконам оставлять ей опиум? Его же можно продать. Скажем, венагетам. У них за кило сырца бешеные бабки отвалят.

– Разве ты не всех оборотней изловил? – жалобно справился Морли. Таким тоном он со мной лет сто не заговаривал.

– Нет. По крайней мере, один удрал. Я думал сперва, он Норт-Энглиша подменил. В ту ночь, когда на Маренго напали, помнишь? Думал, что настоящий Маренго погиб, а оборотень его место занял. – Это было не слишком сложно – и объясняло все те странности в поведении Норт-Энглиша, которые вдруг бросились мне в глаза. Прежде всего, его откровенное нежелание спускаться с балкона на вечеринке в доме Вейдера. Скорее всего, прикидывал я, он, наслышанный о необыкновенно остром чутье Синдж, опасался к ней приближаться. Были и другие странности, не столь заметные; однако, продолжая вспоминать, сравнивать и размышлять, я постепенно пришел к выводу, что Маренго, вернувшийся в поместье после неудавшейся ночи длинных ножей, – настоящий. Как бы мне ни хотелось обратного. Впрочем, ему повезло, что он остался жив: я не сомневался, что первоначальный план предусматривал именно «устранение» Норт-Энглиша и подмену его оборотнем. А многочисленные раны должны были объяснить разницу между прежним и новым Маренго (скопировать человека в точности не сумеет ни один оборотень, сколько бы он ни пыжился). По плану, очевидно, новый Маренго некоторое время провел бы в затворничестве, а приказы за него отдавала бы Тама Монтецума. Как ни смешно, задницу настоящего Норт-Энглиша уберегли от крупных неприятностей, по всей видимости, бродячие гномы, сцепившиеся в ту ночь с правозащитниками. Какая ирония! Возможно, здесь и зарыта собака: чудесное спасение руками врагов, предательство тех, кого мнил верными до гроба, – вот что подтолкнуло Маренго задуматься о душе. Хотя… хотя я пока не готов на это купиться. То ли застарелый цинизм мешает, то ли ощущение, что концы с концами не до конца сходятся.