Йицхак Ави-Давид - Рассказы израильских писателей

— Вы, думаю, все знаете сказку про белого бычка? Наш вопль о помощи понесся по всем канцеляриям. Прошло немало времени, пока наконец нам не сообщили, что об этом уже доложено в «высоких сферах»… «Что ж, слава богу», — сказали мы, лесники, и продолжали ждать и томиться. Ведь ничего другого нам не оставалось… Но походный шелкопряд — да сгинет память о нем! — не сидел в это время сложа руки, точнее говоря, сложа лапки. Он продолжал вести свои разбойничьи экспедиции и сыпал во все стороны волосинками-паутинками, как ядовитыми стрелами. Когда уж совсем стало невмоготу, мы обратились к представителям Организации Объединенных Наций, ведь другого выхода у нас не было. Мы предложили организовать совместную карательную экспедицию вместе с нашими соседями по ту сторону границы против общего врага — походного шелкопряда. И снова началась волынка, как в сказке про белого бычка, и бог весть как долго бы это тянулось. Но случилось так, что наши, израильские, шелкопряды предприняли вылазку на соседскую территорию. При этом они применили, выражаясь по-военному, тактику выжженной земли… Лишь тогда заинтересованные стороны спохватились: дескать, пора сесть за стол переговоров, и чем раньше, тем лучше. Чтобы совместными усилиями одолеть общего врага. Понятно, что нелегко нам это далось. Сколько мы крови себе испортили, сколько нервов измотали, сколько сил потратили — не передать. Но своего добились: доказали, что жизненно необходимо и для нас и для них встретиться там, откуда исходит главная угроза. Ведь только тогда можно принять правильное решение и выиграть бой.

Старый лесник перевел дух, выбил из трубки пепел и снова закурил. Он на минуту сомкнул веки, подыскивая слова, чтобы выразить то, что давно, видно, наболело у него на душе.

— Сдается, что вы, ребята, не со вчерашнего дня знаете лесника Гилеада. Мои годы в Израиле пролетели как сон. Одна мечта была у меня всю жизнь — покрыть густыми лесами наши голые горы и безжизненные пространства пустынь. Еще при турках делались первые попытки облесения. Во время британского мандата количество лесов в стране немного увеличилось. Но вовсе не благодаря англичанам, а вопреки им. Именно тогда появились первые совместные еврейско-арабские общества по облесению страны. Да, да, именно в те годы евреи и арабы нередко работали рука об руку, с энтузиазмом сажали молодые деревца и любовно ухаживали за ними. Эти посадки были орошены, можно сказать, нашим общим потом. Мне кажется, что нет на свете другой работы, которая бы так сближала, как посадка леса, борьба за преобразование природы, за превращение пустыни в цветущий сад. Да, да, друзья мои, «были времена», как поется в песне. Сейчас это даже трудно себе представить…

Еще раз глубоко вздохнув, старик продолжал:

— И вот, как говорится, в один прекрасный день группа израильских специалистов-лесоводов во главе с мистером Сандерсом, представителем Объединенных Наций, шагала по направлению к границе. У меня от волнения шумело в голове, как в улье, и я даже не помню, как мы пересекли границу и вступили на асфальтированное шоссе, на котором не было ни души. Царила гнетущая тишина, лица моих спутников были напряжены. Зато лицо мистера Сандерса сияло, и весь он был в эту минуту воплощение самодовольства и чопорной важности. Через несколько минут мы заметили на другом конце шоссейной дороги группу арабов в красивых головных повязках. Когда мы к ним приблизились, мистер Сандерс официально представил обе стороны друг другу. Мое внимание сразу привлекла стройная фигура пожилого араба в белой головной повязке, прикрывавшей и лицо. Я заметил, что и он не спускает с меня глаз. Но тут нас пригласили в просторный автобус, и мы стали усаживаться. В это время у заинтересовавшего меня мужчины повязка откинулась, и у меня сразу екнуло в груди.

— Саид! — воскликнул я пораженный.

— Гилеад? — послышалось в ответ, и наши объятия, объятия двух старых друзей, сомкнулись. В эту минуту я почувствовал, что какой-то комок застрял в горле и мешает мне говорить. По правде сказать, от неожиданности я не мог произнести ни слова. И мой друг Саид тоже был в расстроенных чувствах.

— Ты постарел, брат мой, — произнес он, горько вздохнув. — Очень постарел. Как быстро летят годы!

Я засыпал его вопросами:

— Как живешь? Как работается? Как семья?

Широкое, улыбающееся лицо Саида помрачнело и как будто даже осунулось; брови нахмурились, а глаза подернулись пеленой. После долгой паузы он сказал тихим голосом: