Йицхак Ави-Давид - Рассказы израильских писателей

«С Менаше происходит что-то неладное», — с тревогой подумала Мириам. И она вдруг вспомнила, что то же самое говорил ей его товарищ по работе несколько дней назад. В то время Мириам, затаив в душе обиду, не придала этому большого значения. Но теперь слова того человека заставили ее серьезно задуматься.

— С ним происходит, Мириам, что-то странное. Может быть, он болен? Береги его, Мириам! Последний хамсин ты помнишь? Он подул не вовремя, сразу после дождей. Шведский корабль опоздал. Мы в порту все ждали и ждали. Была невыносимая жара, и мы были злы, как сто чертей. «Пожалуй, придется промаяться здесь всю ночь», — думали грузчики. Смотрю — мой Менаше сидит согнувшись, руки, как две плети, болтаются между колен… Голова опущена. «Менаше, — говорю я ему, — попей водицы…» Но он молчит, даже не огрызается. Это уж совсем на него не похоже. Поняла, Мириам? Тут что-то неладное… Чтоб Менаше молчал, чтоб не сказал ни одного слова, ни одного ругательства, ни одного проклятия — это ведь ни на что не похоже!

«Он устал, — думает Мириам. — И, кто знает, может быть, даже раскаивается, что первый раз в жизни поднял тогда на меня руку…» Если б не мать и не крики детей, ей пришлось бы худо… Но она, Мириам, не злопамятная. Напротив, она может сейчас даже подойти к Менаше и сказать ему несколько теплых слов. Она ведь сегодня работала, пусть это сразу дойдет до него. Вдвоем тащить воз много легче…

Мириам ускорила шаг. Повсюду люди сидят уже за праздничным столом. Аппетитный запах оладий щекочет ноздри. Она почувствовала, что голодна.

Когда Мириам вошла в дом, мать кинулась ей навстречу. В руках она держала рубашку Менаше, она ставила на ней заплату.

— Ну, Миреле, как работалось?

— Хорошо, мама, — и она прижалась к груди матери. — Я проголодалась, сперва накорми меня, а потом я тебе все расскажу…

Рахель вышла на кухню; спустя минуту она уже расставляла на столе тарелки и, довольная, пододвинула дочери обед.

— Вот видишь, доченька, сегодня у нас двойной праздник: первый день хануки и первый день твоей работы… Пришлось пораскинуть умом… Правда, с помидорами и рисом все было в порядке, а вот с праздничной курицей дело было сложнее… Но, как говорится, игра стоила свеч. Дети пальчики облизывали. Обед получился не хуже тех, что я готовила в старые, добрые времена… Эх, какое было у нас тогда жирное мясо…

— Все очень вкусно, мама. Ну точь-в-точь, как раньше…

— Кушай, дитя мое, на здоровье. И не горюй, ты еще будешь счастлива. Бар-Иохай [31] Бар-Иохай — имя одного из древних праведников. будет просить за нас перед всевышним. Да и твой отец в раю не забывает нас… Сама убедилась!

Мать умолкла и снова взялась за работу. Она не любила вспоминать те дни, когда ее первый муж был еще жив, в глубине души она чувствовала свою вину перед детьми. Ради них она не должна была вторично выходить замуж, да еще за такого человека, как Менаше.

Сегодня Мириам еще более счастлива, чем вчера. Наконец-то она почувствовала под ногами твердую почву. Уж одно то, что она просыпается утром с единственной мыслью — надо идти на работу, придает ей уверенность. Такое ощущение свойственно людям, которые после долгих месяцев вынужденного безделья снова обрели работу и вместе с ней цель в жизни, ради которой стоит потрудиться.

Наскоро позавтракав, Мириам вышла из дому. Легким, упругим шагом она направилась к автобусу. «Алло, Мэри!» — услышала она голос за спиной. Оглянувшись, она увидела смуглого, кудрявого, рослого Давида, который, между прочим, всегда требовал, чтобы его называли Дэйвидом. Как всегда улыбающийся, в узких брюках и пестрой рубашке на выпуск, он казался только что сошедшим с обложки модного американского киножурнала… Его походка, манеры, черные как смоль волосы, зачесанные кверху, длинноватые клинышки пейсов и черная ниточка усиков на тонкой губе — все это даже внешне выдавало легкомыслие и беспечность, свойственные, увы, части израильской молодежи.

— Где это ты пропадала последнее время? — спросил Давид, схватив ее за локоть, будто боялся, что она вдруг ускользнет от него.

— Я получила работу, Дэйвид.

— Ну и что? Неужели из-за этого надо забыть все на свете и думать только о работе? Мы ведь живые люди, Мэри. Я ищу тебя целых два дня, а ты как в воду канула.

— Неужели ты соскучился по мне? — Мириам кокетливо взглянула на него из-под опущенных ресниц.

— Представь, соскучился. Кстати, разве это запрещается? Но шутки в сторону, дорогая. Мы решили организовать в последний день хануки вечеринку. Собираемся у Эти Джинджехи в ее бараке. И я хочу быть весь вечер с тобой. Не возражаешь?