Юрий Филиппов - Насмешка любви

Гуляли открыто, широко, не скрывая эмоций: «Ну мы им и дали, и этому журналюге и этой выскочке – лавочнику мелкому!» Гуляли шикарно и громко, как боги с богинями на местном Олимпе – местный король и его свита, резвились, что называется, по-чёрному, с трахом и тарарахом, со всеми признаками валькирии, переходящей в безрассудное распутство. «Вот так! Знай наших!»

А в эпилоге торжества Алевтина Марковна получила в награду от Барбарисова в качестве всемирно известных тридцати серебренников за свой трудовой подвиг – абсолютно непреднамеренный – земельный участок под дачу в черте города. Представитель Бориса Борисовича отхватил повышение зарплаты на сто баксов в месяц, Баскаков – зелёненькие стодолларовые тугрики на любовные утехи. (А сколько? То – столько, что сказано было ему. Не при всех молвлено, а – на ушко). Марии же Илларионовне досталась непроходящая, на все времена, благосклонность, а вместе с ней и нечинение препятствий – пока он, то бишь Барбарисов, хозяин – при той самой власти имущих. А сам Борис Борисович – поимел в наложницы юную деву, поскольку у него и без того всего материального было в полном достатке.

Ну, об участи журналюги вы и так уже всё знаете.

И всё это торжество длилось бы так и дальше шито, как говорится, крыто – может быть, до бесконечности, если бы не те, о которых мы совсем забыли – заключённые, что в поте лица, без оплаты труда их и наградных работали на «добровольной» стройке Бориса Борисовича. Они то и устроили такой шикарный переполох, который прокатился не только по своей округе, но и дошёл до матушки Москвы…

Каким-то образом прознав о решении суда по поводу наказания своего общественного защитника Ивана Ивановича Федоткина, того самого, которого мы называли «журналюгой», и всей той истории, что вам сейчас описали, они взяли да и организовали тюремный бунт, взяв в заложники Баскакова, пришедшего в СИЗО к очередному подзащитному. Забаррикадировались как следует и пообещали на всю, как говорится, Ивановскую кастрировать этого изощрённого в юридических уловках адвокатишку, если что пойдёт не так, как ими задумано, и напрочь отказались выходить работать без заработной платы и премиальных на вышеназванную нами «добровольную» стройку многоуважаемого Бориса Борисовича Барбарисова.

И чего бы им, собственно, не бунтовать, коли терять уже этим бедолагам было нечего?!

Да и журналюга оказался не простым фруктом, как это думалось вышеозначенному нами уездному руководителю, а весьма и весьма шустрым малым – протолкнул всё-таки в центральной прессе свою кляузу на Бориса Борисовича, описав во всей красе подробности произошедшего, и стал почти всенародным кумиром, получив своего рода путёвку в высшее общество. А о мелком лавочнике – Семёне Викторовиче пока умолчим. Придёт время – увидим, что он за ягодка такая, и что за участь его там ожидает – впереди.

Резонанс, что там не говорите, а он всё-таки великое дело!

Вот тут-то и понаехали в славный город Великие Муки 40 тысяч контролёров и почти столько же бойцов ОМОНа, чтобы разобраться: что? как? и почему здесь всё этакое сделалось? И разобрались – каждый, правда, по-своему.

Что же касается риз, то они с плеч наших псевдогероев и испарились – как-то сразу и вдруг: словно их и вовсе там не было. Может, людьми стали?

Или же – станут ими ещё?

Только когда?

И где?

И надолго ли?

А если они – не люди, а дети Сатаны – того самого злодея, искусителя и губителя человеческих душ, поднаторевшего до совершенства в интригах, и свергнутого с небес – падшего ангела, козни которого коснулись даже Всевышнего. И появляется то он на людях, естественно, под масками: и благопристойно несущего свет – Люцифера, и хозяина ада – Князя тьмы. А то и – любимца масонов – двуполого Бафомета, увенчанного для устрашения то ли ослиной, то ли козлиной мордой с перевёрнутой пентаграммой во лбу, и метровыми кручёными рогами, и попирающего копытами Земную твердь. В общем, выбирай, земная тварь, полюбовно – в спутники себе того злодея, который приходится тебе по душе.

Как тут поневоле не вспомнить про осиновый кол?!

И что делать с их тридцатью серебренниками?..

Не знаю.

Впрочем, не моё дело это – вмешиваться в Божественный промысел.

Вот только, как бы мне самому понять и осознать воочию, где же она, та грань, за которой сладкий мёд переходит в ядовитую горечь, а позднее – и в волчий гон: дескать – ату их, ату – этих нелюдей?!!

Именно – осознать, дабы не попасть ненароком в такую же странную, на первый взгляд, как эта, но реальную историю.