Геннадий Марченко - Интервью [СИ]

Покончив с формальностями, старший лейтенант поднялся, направляясь к выходу. Однако у двери задержался:

— А чучела у вас, между прочим, прелюбопытные. Если бы не знал, что внутри у них солома… Конский волос? Ну, тем более… Так вот, я и говорю; если бы не знал, что внутри у них конский волос, подумал бы — живые. Ей-богу, это ж надо так суметь!

— Вы еще моей главной коллекции не видели, — предпринял последнюю попытку удержать потенциального Самсона таксидермист.

— Обязательно посмотрю, но как-нибудь в другой раз. Извините, служба.

Выйдя следом на крыльцо, таксидермист бросил в спину участковому:

— Заходите обязательно. В следующий раз обязательно чаем напою.

Только когда сутулая фигура милиционера скрылась за поворотом проселочной дороги, Зоткин вернулся в дом. Поостывший чай из стакана, предназначавшегося старшему лейтенанту, он не без сожаления вылил в раковину. Жалел он не столько яд, изготовление каждого грамма которого давалось ему с огромным трудом, сколько не сложившейся композиции.

Хотел вылить и свой чай, но в горле отчего-то пересохло, и таксидермист отпил из стакана изрядный глоток. А спустя несколько секунд неожиданно услышал странный шум, раздавшийся, как ему показалось, со стороны ведущей в подвал двери. Странно, что там могло шуметь? Может, чучело упало?

На этот раз дверь была загорожена большим зеркалом в рост человека, и к тому же закрыта потертым ковром, на котором олени жадно пили воду из пробивавшегося меж камней родника. Непосвященный человек вряд ли догадался бы, что за ковром находится дверь.

Зоткин отпер ее, щелкнул выключателем, перешагнул порог, закрыл за собой дверь на металлическую щеколду и спустился по крутой лестнице, насчитывавшей двадцать две ступеньки. Здесь, в рабочем кабинете, происходило превращение мертвого, подверженного тлению существа в чучело, которому суждена практически вечная жизнь. Многие из экспонатов могли стать предметом гордости любого таксидермиста. Но настоящей жемчужиной он считал лишь одну композицию, при виде которой у него тоскливо сжалось сердце.

Красивая женщина горделиво восседала в кресле, закинув ногу на ногу, и со снисходительной улыбкой взирала на расположившегося рядом симпатичного мальчугана, треплющего мохнатого пса. Казалось, еще мгновение, и четвероногое животное, вывалившее свой шершавый язык, кинется лизать мальчишке руки. А тут и мать шутливо погрозит длинным, изящным пальчиком. Мол, дружба дружбой, а вдруг псина блохастая?

Таксидермист осторожно, словно боясь нарушить царившую здесь полусумрачную тишину, сел в стоявшее рядом свободное кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. На его губах появилась улыбка. Ему было хорошо и легко. Он снова был со своими любимыми, и даже смерть не смогла их разлучить…

Легкое движение воздуха заставило Зоткина вздрогнуть и открыть глаза. То, что он увидел, показалось ему какой-то дикой фантасмогорией. Потому что он точно знал: на рабочем столе никого не должно было быть. А она была. Эта женщина из города, которую он лично потрошил, превращая ее в мумию, чучело, которая заняла место в его коллекции. И, тем не менее, она лежала на столе, и он видел края распахнутой брюшины, а там, внутри, сизо отливали свежие внутренности.

Иван Андреевич сглотнул застрявший в горле комок. Он посмотрел на пустое кресло, возле которого сиротливо застыл мальчик с собакой, затем снова перевел взгляд на разделочный стол. Рука лежавшей на нем женщины вдруг дернулась, а затем голова повернулась в его сторону, и два тусклых глаза уставились прямо на таксидермиста.

Тот судорожно дернулся, пытаясь подняться, однако странным образом ноги отказались ему повиноваться. Кровь бросилась Ивану Андреевичу в голову, из горла вырвался хриплый стон… Он почувствовал себя волком, пойманным в капкан. Неужели он перепутал стаканы?! Такого просто не могло быть! Хотя с виду стаканы и были одинаковые, он точно помнил, что чашку с ядом вылил в умывальник. Или нет?

Нет, надо просто собраться, собраться с силами. Таксидермист крепко зажмурился, концентрируя волю. Вот сейчас он откроет глаза, увидит, что чучело стоит (вернее, сидит) там, где ему и положено. А ноги снова начнут его слушаться.

Зоткин глубоко вздохнул, приподнимая веки. Обнаженная Ольга-Татьяна стояла перед ним, поддерживая руками вываливающиеся внутренности.

— Я же говорила, что отомщу…

Он хотел закрыться, огораживая себя от ужасного зрелища, но теперь уже и руки его не слушались. Нечеловеческий вопль вырвался из груди Ивана Андреевича, заметавшись по просторному подвалу. Он кричал до тех пор, пока не онемела глотка, ставшая издавать глухие, булькающие звуки. Из последних сил таксидермист выдавил из себя: "Ты, ты…", после чего губы и язык его окончательно онемели.