Михаил Сегал: Рассказы

— А что, — сказал Аркадий Игоревич, — это ход.

Никто не шелохнулся, потому что это было еще не совсем похоже на решение.

— Это ход… Давайте так и сделаем… Лучшего переговорщика, знакомого с рок-реалиями, нам не найти. А от силовых структур будет работать майор Нагорный, личность проверенная.

Холодноватой внешности мужчина в форме перестал барабанить, привстал, кивнул. Мне показалось, что я его где-то видел.

Батюшка Степан Алексеевич все выслушал, посмотрел мне в глаза и сказал:

— Верю.

Мы сели в автобус и позвонили БОПТу на телефон в кабинете. У меня и у Нагорного были спаренные трубки: это правило подобных операций. БОПТ сказал своим металлическим голосом:

— Я же просил не афишировать.

«Странная лексика для террориста», — подумал я, составляя его психологический портрет… «Афишировать»…

— Уверяю вас, что прихожане не в курсе, мы никого не эвакуируем, церковь живет своей обычной жизнью.

— Верю, — прохрипел он, — посадите солдат обратно в автобусы.

Нагорному это не понравилось, но он приказал бойцам вернуться.

— Теперь, — сказал БОПТ, — уберите снайперов… Развели детский сад.

Мы переглянулись.

— Да-да. С крыши, с дерева и из этой дурацкой исповедальни.

Складывалось ощущение, что, сидя в кабинете, он видит через стены, будто он Бог или СКУНС.

Нагорный занервничал:

— Откуда он знает про всех наших?

Я тоже немного сорвался и излишне эмоционально спросил батюшку:

— Какого черта там делает эта дурацкая исповедальня?

— Без чертей, — сказал Степан Алексеевич, и это меня отрезвило, так как я сейчас только что в Устной Речи практически нарушил закон о БУРС [34 — БУРС — Безусловное Уважение к Религиозным Святыням.], — и не пригибайтесь вы так: окна моего кабинета сюда не выходят.

— А куда выходят? — спросил Нагорный.

— Никуда не выходят. Он видит нас по мониторам, здесь двенадцать камер. Вы же в прошлом году и устанавливали.

— Простите, — сказал я, — нервы. Сами понимаете, речь идет о жизни заложника. Просто я хотел спросить, что делает католическая исповедальня у вас в храме. Просто чтобы в курсе быть.

— Ничего не делает, — ответил батюшка, — в костеле ремонт, на время поставили… Кошмар какой-то, у меня сейчас похороны.

Показалось, что он вспомнил о предстоящих похоронах, но, может, уже и увидел: во двор въехало несколько ритуальных автобусов. Они загородили вход в храм, и буквально за минуту двор наполнили люди в черных и серых костюмах: не красивых траурных, как в кино про мафию, а разношерстных, наскоро подобранных. Никто же не держит у себя дома специально красивый костюм для похорон, зачем он? Платки и лысины запестрели во дворе. Вытащили гроб и крышку, понесли на руках. Я разглядел, что хоронили молодую девушку лет двадцати пяти.

БОПТ позвонил и сказал, что все видит, что отпевание должно пройти без эксцессов, а после он выдвинет свои требования и все расскажет. Батюшка попрощался с нами и пошел в церковь.

— Вот, — радостно сообщил Нагорный, — подключился.

На большом экране в нашем специально оборудованном автобусе стало видно изображение с одиннадцати камер из двенадцати. Они показывали разные участки двора и внутри церкви, не было видно только последней, двенадцатой — самого кабинета. Датчики показывали, что доступ к ней заблокирован. Вдруг пошли помехи, и изображение стало нестабильным. Мы с Нагорным вышли во двор, смешались с толпой. Медленно затопали ко входу, чтобы хоть как-то понимать, что происходит.

Меня трясло. Я понимал, что у любого отпевания есть конец и, когда закончится это, БОПТ начнет говорить. Сразу откроется, кто заложник. Я решился:

— Послушай, Нагорный, что ты думаешь о законах? О законах Великой России?

— Это мы сейчас Устно Разговариваем? — уточнил он. Было видно, что подкован майор хорошо.

— Конечно, — ответил я.

— Тогда ничего отдельного не думаю, их просто нужно исполнять. А что?

— А если не Устно?

— Как это — не Устно? У нас же сейчас, по-любому Устная Речь.

— Ну, просто так, между нами.

Нагорному не было никакого резона доверять мне, незнакомому человеку из ФСОЗОПа.

— То же самое, — сказал он, — на безусловном исполнении всех без исключения законов, на равенстве перед ними всех Нормальных Людей и Государственных Работников зиждется благополучие и процветание Великой России.

Мы стояли в толпе у самого входа и через головы видели происходящее. Степан Алексеевич совершал отпевание, ближайшие родственники целовали девушку в лоб. Печальный молодой человек, видимо, друг или жених, стоял рядом. Не подходил, не целовал. Боялся или брезговал. Шутка ли: поцеловать мертвую, даже в лоб.