Леонид Соловьев - Девяносто шестая женщина

– Праздник, большой праздник, – отшучивался чайханщик. – Пришло распоряжение из центра – выдать самым красивым женщинам нашего кишлака премию по тысяче рублей, женщинам похуже – по пятьсот рублей, а всех старух оштрафовать на двадцать пять рублей каждую.

Смеялись молодые, смеялись старухи, кричали чайханщику:

– А нет ли распоряжения из центра штрафовать мужчин за толстый живот?

– Есть, – отвечал чайханщик, благодушно хлопая себя по животу,. – есть такое распоряжение, но только начальник не успел еще подписать. Скоро подпишет, но к этому времени я уже похудею. Двигайтесь ближе к столу, красавицы. Почему вы сидите в таком беспорядке?

И, предупрежденный заранее, он с шутками и смехом рассаживал женщин рядами, чтобы Садыку удобнее было считать.

– Пятьдесят, пятьдесят одна, – считал про себя Садык. Он был серьезен и спокоен; он, единственный из всех собравшихся, ждал сегодня выстрела, это сделало его словно бы чуждым самому себе, отрешенным от всех мелких особенностей и привычек. Еще ничего не сделав, он уже заранее чувствовал правоту во всех поступках, которые совершит. Глядя на женщин, он думал: «Нет, сегодня я не буду молиться на ваши дурацкие покрывала!» И, конечно, сегодня, быть может в последние полчаса своей жизни, он имел право открыть вопреки Ветхому завету их лица, потому что сам готовился пожертвовать для блага и процветания своей солнечной родины несравненно большим – всей жизнью.

Женщинам наскучило ждать, и все они кричали: «Пора!» Они сидели тесно, точно сомкнувшись для защиты от притаившегося врага, их покрывала сливались в сплошное черное пятно. «Ждут аванса под коконы!» – подумал Садык, наливаясь злобой. Будь его воля, он подверг бы всех женщин, всех без исключения, немедленному аресту за укрывательство и сообщничество. Нет, он молча должен ждать выстрела. Которая же из них окажется девяносто шестой и выстрелит в него?

– Охотники собрались в сельсовете, – шепнул председатель. – Может быть, начнем?

– Еще рано, – ответил Садык. – Девяносто две, девяносто три… Он придет… Ага! Девяносто четыре, девяносто пять. Он уже наверняка здесь. Подождем все-таки последнюю.

И как раз в эту минуту она вошла, девяносто шестая, и звонко крикнула молодым голосом:

– Ой, сколько народу! Зульфи, сестрица, где ты?

– Я здесь, подружка! – так же звонко и молодо отозвалась Зульфи.

Девяносто шестая женщина села с ней рядом.

– Опять собрание! – пожаловалась она. – Как жарко!

Председатель побежал за охотниками. Садык позвонил в колокольчик. Женщины притихли, а он вдруг позабыл сразу все, что хотел сказать, язык его отяжелел и не поворачивался для первого слова. Женщины заметили смущение Садыка, стали смеяться и перешептываться.

– Гражданки, – сказал Садык, – я прошу вести себя прилично. Не забывайте, что вы находитесь в мили… то… на собрании.

Строгость собственного голоса ободрила его. Он оправил ремни на груди, шире расставил ноги, дрогнул усами.

– Товарищи женщины, обсуждение вопроса об авансах под шелк откладывается. На повестке дня вопрос о паранджах. Я призываю вас, товарищи женщины, сейчас же снять паранджи! Долой паранджу! На этом собрании вы все должны открыть свои лица! Передо мной! В обязательном порядке. Зачем? Кто это спрашивает зачем? Значит нужно, если я говорю!

Чайхана всколыхнулась из конца в конец, прошумела и снова затихла.

– Кто против этого предложения? – спросил Садык. – Возражающих нет? Принято единогласно. Сейчас начнем, товарищи женщины. По списку первая Ахмеджанова Арзи-биби.

Молчание. Он шагнул вперед. Холодок пробежал по его спине, как перед боем.

– Ахмеджанова Арзи-биби! Покажите нам свое лицо!

Кто-то охнул, пискнул, всхлипнул. Потом Садык услышал голос из первого ряда:

– А мы не хотим!

– Гражданка! Не забывайте…

Его перебил второй голос:

– Где закон? Покажи нам закон! Такого закона нет! Ты говоришь от себя!

– Покажи закон! – разом подхватили все женщины, и началось в чайхане черное волнение покрывал.

– Тише! – кричал Садык.

Из рядов поднялась Отум-биби. Ее узнали сразу – по росту, по голосу. Она рявкнула басом на всю чайхану:

– Тише! Молчите! Я с ним сейчас сама поговорю!

Медленно и тяжело, похожая в складках своего покрывала на статую, она повернулась к Садыку.

– Ты что здесь командуешь? – грозно спросила она. – Ты иди в свою милицию и командуй там над ворами и басмачами, а мы тебе не воры и не басмачи! Мы колхозницы! Ты уже давно пристаешь к женщинам, заглядываешь под паранджи! Ты и ко мне приставал на дворе у Бек-Назара!