Леонид Соловьев - Девяносто шестая женщина

Садык нашел председателя колхоза, сказал ему:

– Ты коммунист, я давно тебя знаю, и я тебе верю. Ты должен помочь мне. Но прежде всего никому ни одного слова. Дело важное и очень секретное. Слушай внимательно.

Председатель слушал, челюсть его отвисла.

– Вот так штука! – наконец сказал он. – Садык, почему ты не предупредил меня раньше? Ведь это прямо счастье, что он до сих пор не свел у нас лошадь! Сейчас же я пошлю на конюшню трех сторожей.

– Не надо, – ответил Садык. – Сегодня вечером я его арестую. После работы, часам к семи, собери в чайхане всех женщин, всех до одной! Скажи им, – добавил Садык с презрением, – что будут раздавать авансы под шелк, – они прибегут сразу, как только почуют выгоду. Он тоже придет на это собрание, он обязательно придет, он не посмеет остаться дома, он знает, где самое безопасное место! Но он ошибется на этот раз!

– Правильно! – сказал председатель. – На этот раз он ошибется! Ты хорошо придумал, Садык! Мы поставим вокруг чайханы вооруженных людей и скажем женщинам…

– Сказать?! – воскликнул Садык. – Им?!. Женщинам?! Председатель, ты сошел с ума! Сейчас же поднимется страшная паника. Нет, председатель, ты уж не суйся. Ты собери женщин, а все остальное предоставь мне. Сегодня вечером я заставлю Али-Полвана принять бой в открытую.

Он выразительно положил руку на револьвер. Председатель долго молчал, потом спросил, глядя в сторону, мимо Садыка:

– Будет стрельба?

– Возможно, – ответил Садык. – Он человек отчаянный. Он знает свой приговор: ему так и так расстрел. Да, наверное, будет стрельба.

– Это плохо, – сказал председатель.

– Что же делать! – ответил Садык. – Ты не беспокойся. Никого не заденет. Я встану так, чтобы за моей спиной никого не было, если он промахнется, пуля пойдет в стену. Плохо, что он выстрелит первый. Он хороший стрелок, меня предупреждали в милиции.

Садык копнул носком сапога дорожную пыль, посмотрел, прищурившись, на солнце, потом на председателя, хотел сказать еще что-то – промолчал.

Председатель понял его мысли.

– Садык, он убьет тебя.

– Молчи! – закричал Садык, внезапно раздражаясь. – Не твое дело! Ты мне собери женщин к семи часам!

Он резко повернулся, пошел, унося желтые солнечные искры на своих начищенных пряжках.

Ему не сиделось дома, не сиделось и в чайхане, он вышел по заросшей дороге в сады. Весенний полив уже кончился, в садах было тихо, безлюдно. Тонким одиноким голосом кричала иволга. Земля, испещренная тенями, пахла сыростью и молодой травой. Вверху на деревьях легкая листва просвечивала под солнцем. Садык уходил все дальше от дороги, в прохладную глубину. Повстречался длинноухий задумчивый ослик, привязанный к дереву волосяным арканом. Садык положил ладонь на его бархатистый нос, ослик смешно затряс головой и фыркнул. Садык взял его за мягкое теплое ухо у самого корня и легонько потряс приговаривая: «Дурак, не плюйся в следующий раз!» И тут же подумал вслух: «Он выстрелит первый. Это очень плохо. Он вряд ли промахнется на таком расстоянии…» Ослик затих и не шевелился, рука Садыка так и осталась лежать на его длинной серой голове, около теплого уха. Вспыхивали в солнечных полосах пчелы.

– Ну, ладно, – глубоко вздохнув, сказал Садык ослику. – Ладно! Ешь свою траву.

Садык не трусил, нет, – он просто не привык сражаться в одиночку. И еще ему не нравилось, что Али-Полван стреляет первым. Он вспомнил, сдвинув густые брови, прошлые бои – тогда ему было гораздо легче, рядом с товарищами. С неприязнью подумал он о женщинах: все из-за них! Если бы не эти дурацкие покрывала, тогда еще неизвестно, кто бы выстрелил первым. Тогда, во всяком случае, шансы были бы равными. «Ничего! Ладно!» – сказал он, еще раз посмотрел в глубокое тихое небо, точно стараясь запомнить его синеву, посмотрел на листья, светлые и прозрачные под солнцем, на ослика, что передергивал длинными ушами, стряхивая мух, и пошел обрывистым твердым шагом обратно в кишлак, оставляя на сырой земле глубокие отпечатки своих каблуков.

Такова история этого замечательного собрания, о котором ходят теперь легенды по всей Фергане. Председатель колхоза лично обошел все дворы и предупредил каждую женщину в отдельности, что собрание предстоит чрезвычайной важности, общерайонного значения.

К семи часам женщины начали собираться. Подобно теням, они бесшумно проскальзывали в чайхану и садились, выбирая уголок потемнее. Но толстый чайханщик зажигал все новые и новые лампы; женщины удивлялись и, смеясь, спрашивали о причинах столь пышной иллюминации.