К родственникам выходит дама в черных кружевах, в руках белая роза. Ни дать ни взять — испанская донья. И начинает накладывать на музыкальный фон какие-то слова. Предполагается, что она озвучивает мысли, которые должны бы прийти в головы провожающим (как на вокзале!). Что-то вроде: «Еще одна жизнь, свершив земной круг, угасла». Когда сказать уже нечего, дама задувает свечу и кладет у гроба розу. Свет становится мягче, музыка тише.
— Постойте, — говорит Оксана в тишине, — мне нужно кое-что сказать Игорю.
Дама, привыкшая к подобным экспромтам, деловито кричит кому-то за своей спиной: «Один момент». Музыка резко обрывается.
— Ты всех нас очень любил, Игорь, — сказала Оксана, глядя на скрещенные на груди руки покойного. — Как мог. Мы объединены твоей любовью. Мы останемся вместе. И ты с нами. Прости, Игорь, мы не можем оставить тебя здесь. Ты всем нам нужен. Ты поедешь с нами. Со мной, Лилей и сыновьями.
— Дима и бровью не повел. Не удивился, не возразил. Наверное, он много повидал, что его ничего не удивляло, — вспомнила Лиля, — Я же обрадовалась. Как будто получила, чего ждала. Ты можешь считать меня чудовищем, но в тот момент мне казалось, что все именно так должно и быть. Понимаешь, от меня ничего не зависело. Ни тогда, когда мы уезжали с Игорем, ни в этот раз. Судьба будто берет меня за руку и ведет. Сопротивляться бесполезно.
Я представила Лилю в самолете. С одной стороны — Оксана с погребальной урной на коленях. С другой — Дима с сыном своего отца. С братом. Судьба несет над землей спящую Лилю. Спокойно спящую. Во сне она невольно кладет голову на плечо Димы. Тот закрывает глаза, и, кажется, перестает дышать. Даже известие о возможной катастрофе не заставило бы его пошевелиться. Ребёнок на коленях поднимает личико и вопросительно смотрит. Дима чувствует это, прижимает мальчика теснее. А когда тот вновь уткнулся в его камуфляжную робу, осторожно целует Лилю в макушку.
Пельмени мои разварились и развалились. Я выловила их, разложила по тарелкам и задумалась: добавлять бульон или нет?
— Тебе первым, вторым или третьим? — поинтересовалась я у Лили.
— А третьим — это как?
— Да это мама так шутит, — я смутилась неуместностью сказанного. На самом деле в нашем семейном рационе присутствовало такое блюдо — «бульон из-под пельменей с сухариками». Его-то мама и называла «третьим».
— Тогда вторым, — откликнулась Лиля.
Я поставила тарелку перед Лилей и стала невольно наблюдать за ней. Конечно же, я помнила, что в отношении стола она всегда была разборчива, иногда даже слишком. Три года назад фиг бы она согласилась есть эти пельмени. Она как японка ела только то, что приготовлено в ее присутствии, а не на мясокомбинате в каком-нибудь райцентре. Кроме всего прочего, она — вегетарианка. Вегетарианцы бывают разные: пацифисты, гурманы, худеющие. Лилия — из последних. Теперь за милую душу ест магазинные пельмени и не морщится. Но деликатным манерам за столом она осталась верна.
Заметив мой нескромный взгляд, Лиля усмехнулась. Угадала мои мысли:
— Да, от травоядства пришлось отказаться. На овощах гемоглобин не наешь. Антошке при каждой операции требуется кровь. У нас с ним одна группа крови, четвертая отрицательная. Доноры, как понимаешь, в очередь не стоят.
Привыкшая в основном получать, теперь Лиля перекачивает свою редкостную кровь в сына. Тут уж не до фигуры. Очень кстати я вспомнила про бутылку кагора, стоящего в холодильнике. Мама держит его на всякий случай. Как мне кажется, случай подходящий. А главное, красное вино хорошо действует на кроветворение.
— Будешь? — спросила я Лилю, продемонстрировав бутылку.
— Да. Игоря помянем.
Я долго ковырялась с пробкой — та никак не хотела вылезать из горлышка. Лиля взяла у меня бутылку. Пробка поддалась ей быстро. Раньше грубая работа доставалась обычно мне. А подруга — «К поцелую зовущая, вся такая воздушная». Лиля сама разлила вино в чайные чашки. Стаканов у нас не водилось (несмотря на мамины бакалейные наклонности).
Выпив, Лиля зажала рот ладонью. Мне показалось, что сейчас она не сдержит слез. Но нет, ничего. Опустила руку и выдохнула. Точь-в-точь как моя мама. Тихо поставила чашку и поспешно снова наполнила ее.
— Ну, а теперь расскажи о себе, — Лиля говорила почти весело.
В тот день я так и не дождалась своего игрока на нервах, и слава Богу. Сегодня мне не до него. Когда Лиля ушла, я не удержалась, чтобы не посмотреть на нее из окна. С верхотуры наш двор напоминает зеленую школьную доску, расчерченную треугольниками-тропинками. Лиля идет по гипотенузе, по самой длинной стороне треугольника. По углам я мысленно расставила Диму и Оксану Аркадьевну. Довольно устойчивая конструкция. Только на ком или на чем она держится?
Читать дальше