Олег Суворов - Моя единственная

— Разумеется, ты забыл, сколько нам еще учиться?

Я поцеловал протянутую руку и быстро вышел в прихожую. И только тут вдруг осознал, насколько же тяжелые испытания меня теперь ожидают. Видеться с любимой девушкой, у которой получил отказ и которая постоянно окружена другими поклонниками… Вздыхать и томиться невдалеке, надеясь получить очередную приветливую улыбку. Не лучше ли самому отказаться от дальнейшего общения и, переборов душевную боль, вернуться к своим прежним занятиям?

Но разве это возможно? Без Натальи мне неинтересно жить, неинтересно заниматься философией, неинтересно и бессмысленно все на свете… А жить бессмысленно могут только сумасшедшие. И что за утешение думать о том, что все переживания рано или поздно пройдут… Разумеется, пройдут, но вместе с ними исчезнет и та надежда на счастье, которой я в этот вечер, кажется, лишился… но навсегда ли?

Мысль о том, что Наталья остается вечером одна и, как только я уйду, сможет позвонить какому-нибудь поклоннику и пригласить его выпить третью из принесенных мной бутылок, обожгла мое сознание. И, разумеется, не потому, что мне было жалко бутылки…

Немного потоптавшись в прихожей, я вдруг не выдержал и вернулся в комнату. Наталья продолжала задумчиво сидеть на диване спиной ко мне. Я осторожно приблизился и, глядя на себя в зеркало трюмо, стоявшее у окна, вдруг положил обе ладони на ее обнаженные плечи.

— Что это, юноша! — возмущенно-весело вскричала Наталья, резко меняя тон и вскакивая с места. — Ты, кажется, решил начать боевые действия? Разве я дала тебе для этого хоть какой-нибудь повод?

— Нет, но я…

— Не смей, и немедленно убирайся вон!

Однако я уже успел плотно обхватить ее за талию и теперь, прижав к туалетному столику, на котором попадали все флаконы, пытался притянуть к себе и поцеловать в губы. Наталья упорно отворачивалась, упиралась мне в грудь обеими руками, и тогда я удвоил усилия. В тот момент, когда она высвободила руку, чтобы залепить мне пощечину, я успел наклонить голову и уткнуться своими влажными губами в теплую и смуглую ложбинку между грудями.

— Наталья…

— Да перестань же ты!

Напряженная борьба истощала наши силы. Мы оба запыхались, и поэтому каждая новая фраза давалась нам с заметным трудом.

— Я позову на помощь!

— Зачем? Неужели я тебе настолько отвратителен?

— В данный момент — да!

— Один поцелуй — и я тебя отпускаю.

— Никаких поцелуев!

— В таком случае…

— Ах, так?

Увидев, что даже повторная пощечина не охладила мой возбужденный пыл, Наталья вдруг зло сузила глаза и как-то по-кошачьи резко и сильно провела ногтями по моей щеке, оставив на ней четыре кровоточащие царапины. Почувствовав боль, я оцепенел, разжал объятия и полез в карман джинсов за носовым платком.

Взглянув в зеркало и увидев свою окровавленную щеку, я изумленно присвистнул.

— Да, мой дорогой, — с нескрываемой насмешкой заметила Наталья, — твоя драгоценная голубая кровь пролилась в моей комнате по моей вине… Но, согласись, что ты тоже в этом виноват!

Прижимая платок к щеке, я взглянул ей в глаза и, не увидев там ненависти, снова приободрился.

— Но, получив такую жестокую рану, неужели я не получу и исцеления?

— Что ты имеешь в виду?

— Один дружеский поцелуй…

— Ах, ты опять!

Наталья попыталась увернуться, но я стремительно бросился на нее, снова схватил за талию и, прижимая к себе, ухитрился оттащить от трюмо и повалить на диван.

— Оставь меня, ты отвратителен!

— А ты — прекрасна!

— Не смей!

Последний, самый возмущенный возглас был вызван тем, что в пылу борьбы я ухитрился задрать на ней платье и теперь жадно ощупывал тугие, плотно сдвинутые женские бедра — такие горячие, атласные, возбуждающие…

— Отпусти же меня, скотина! — Наталья произнесла эти слова сквозь зубы и с такой ненавистью, что я начал понимать — еще немного и я перейду ту грань, за которой никакие извинения уже будут невозможны. Но, черт возьми, как можно отпустить эту невероятно соблазнительную женщину, которая чем больше злилась, тем сильнее меня возбуждала?

— Звонят! Ты, животное, неужели ты не слышишь, что в дверь звонят! Это, наверное, Галка вернулась…

Я вспомнил о том, что у сестры наверняка есть ключи, и на мгновение приостановил свой натиск. Вот, дуреха, неужели не может подождать? Какого черта звонить так настойчиво?

— Да отпусти же меня, — воспользовавшись моим замешательством, повторила Наталья и, с силой толкнув меня в грудь, выпрямилась и села. Стоило ей одернуть платье, как послышался звук открываемой двери, и через мгновение в комнату всунулась голова сестры: