Ее глупость, ее детский максимализм тому причина. Неуверенная в себе, робкая и любимая, сейчас не в меру упрямая и своевольная. Здесь не смелость, здесь риск. Здесь риск, который впервые всласть. Который как наркотик.
— Ты не сможешь его выносить, — последний раз взывая к остаткам разума в сознании жены, шепчет Эдвард, — вспомни, что сказал тебе мой отец. Пороки порой совместимы с деторождением, ты же знаешь. Но твой нет. И как бы мне ни было жаль, как бы я ни хотел помочь тебе, пока операция не проведена — нет и шансов. Это слишком большая нагрузка на сердце.
— Ты себя убеждаешь… — она жмурится.
— Белла, пожалуйста, хотя бы раз… хотя бы раз, но послушай меня!
Поверхностно вздохнув, с клокочущей в груди решимостью, миссис Каллен сожалеюще качает головой. Отодвигается назад, сильнее кутаясь в махровый халат. Смаргивает слезы.
— Мне жаль, Эдвард. Но в этом вопросе решение за мной. Ты меня не заставишь…
Мужчине нечего ответить. Повернувшись, он только лишь смотрит на жену. Мерцающим, свинцовым, плохо сдерживающим мольбу внутри взглядом. Нет ни любимой ею тягучести, ни плутовства, ни мечтательности. Все улетучилось. Все растворилось в озвученной фразе.
Она такая крошка, его Белла. Слабая, окутанная болезнью, как туманом, крошка. И понимая это, и принимая в расчет, и прибегнув к крайним мерам, он все равно не смог обезопасить жену окончательно. Потерял свой шанс. Потерял его в упрямом и собранном каре-золотом взгляде.
Прямо сейчас.
— Ты хочешь меня бросить…
— Неправда!..
— Ты идешь на совершенно неоправданный риск, — мужчина поднимается с покрывал, ощущая, что как никогда близок к грани своего терпения. Закусывает губу, предупреждая все порывы, будоражащие мысли, и поворачивается к двери. Если останется — будет хуже. Даже его самоконтроль имеет границы.
— Есть причина…
— Причина, — он деловито, мрачно кивает, — еще бы. Я не удивлен.
Белла вздрагивает от первого же его шага в сторону двери. Ее глаза распахиваются, пальцы, ища поддержки, цепляются друг за друга. У нее невероятно жалкий вид теперь.
— Ты уйдешь? — утверждением бормочет она.
— Посижу на кухне, — Эдвард нервно подергивает плечами, отказываясь воспринимать все то, что происходит сейчас, как действительность. Смотрится хуже гребаного сна. Выглядит почище, чем самые цветные детские фантазии. А жестоко до того… а жестокости хоть отбавляй. Навалом.
За все это время, с озвучивания главного кошмара наяву, благодарен жене впервые, что не идет за ним, позволяет свыкнуться с новой информацией. Это лучшее, что теперь она может сделать.
Уже на кухне, уже в одиночестве, открыв окно, пытается надышаться свежим воздухом. Слезы предательски жгут глаза, дыхание ни к черту, а сердце бьется возле горла. Собственное трижды проклятое сердце. И разрывается. И обливается кровью.
— О господи…
…Ночью Белле холодно.
Каллен старается войти тихонько, чтобы не потревожить ее, но это оказывается лишним — не спит. Девушка лежит на мокрых от пота покрывалах, с силой стиснув зубы. Ее знобит, хотя на лбу испарина. А белая кожа ничем не отличается от простыней.
Эдвард присаживается на край постели, с болезненным покалыванием в груди глядя на жену. Завидев его, карие глаза обретают осмысленность, оживают. Но ничего, что так любит, в них нет. Пустота, тяжесть и странный осадок. Словно бы подведенный итог.
— Ты выпила таблетку?
Качает головой. Сильнее дрожит.
— Тогда нужно выпить, — открывает ящик тумбочки возле кровати, ищет среди металлического цвета упаковок нужную. Кругленькие. Те самые.
— Я не знаю, можно ли… — изменился голос. Дрожащий, болезненный, тихий. Слишком тихий.
— Можно, — Эдвард вкладывает таблетку в бледные пальцы, — я спросил у него. Пей.
Доверяет. Как и недавним утром, берет в рот.
Липкая темнота, образовавшаяся из-за закрытых окон, теплое одеяло, сбитые подушки — все это нагнетает обстановку. Белла поэтому и мокрая. Но уже хотя бы не плачет.
— Ты ложишься?
— Ложусь, — мужчина не думает лишнего. Стягивает одежду, с осторожностью укладываясь рядом с женой.
Она не хочет тревожить его и вынуждать на объятья. Белла честно старается держаться подальше и не переступать дозволенных границ. Она очень напряжена сегодня. Она не знает, что делать, что будет происходить дальше. А такое обстоятельство на корню рубит в Эдварде всю злобу.
— Иди сюда, — зовет он, самостоятельно придвигаясь к ней. Обнимает и гладит по мокрой майке на спине. — Ш-ш-ш… сейчас согреешься.
Читать дальше