— Сейчас шесть?
— Почти.
— Черт… — прикусив губу от своей нерасторопности, миссис Каллен пытается поскорее подняться, окончательно просыпаясь. Посылает куда подальше свою сонливость, обозленная на навалившуюся так не вовремя усталость.
— Что, «Путешествие под парусами»* начинается? — усмиряя ее и придерживая за талию, зовет Каллен. — Куда так торопишься?
— Ужин…
— Ужин?
— В холодильнике. Эдвард, я проспала, прости. Ты, наверное, очень голодный… — глаза наполняются искренним сожалением, тонкие бледные пальцы подрагивают, виновато погладив его по плечу. Все в жене намекает на огорчение — пусть и по такой несущественной причине.
— Белла, я не умру с голоду за пару минут, а ты заработаешь головокружение, — мягко сообщает он, вынуждая девушку прежде сесть, а уж только потом встать, — помедленнее.
— Ты же целый день… а я…
Запрокидывает голову, зажмурившись. Осуждает себя сама хуже, чем смог бы кто угодно еще.
— Мне очень приятна твоя забота, любимая, но давай все же без вреда для здоровья, а? — ободряюще произносит Эдвард, притягивая ладошки жены к себе и намереваясь поцеловать их. Белла оценивает ситуацию позже, чем полагается, и, когда пробует выдернуть руку, вспомнив о том, почему их стоит немедленно вымыть с мылом и зубной пастой для пущего эффекта, становится поздно.
Каллен чувствует едва уловимый «аромат» половой тряпки. И оттенок грязной воды, которую у нее не нашлось сил второй раз поменять.
Его лицо мгновенно наполняется хмуростью, в глазах загорается явственное неодобрение, а скулы заостряются. Такой красивый, когда улыбается, он облачается в самый нелюбимый женой укоряющий образ. Даже медные волосы и то, кажется, темнеют.
— Ты мыла пол? — скорее как утверждение, нежели вопрос, говорит он. Красные губы сжаты в тонкую полоску. Злится.
Белла опускает глаза вниз, на свои колени, равнодушно (стараясь, чтобы выглядело так) пожав плечами.
— Было грязно.
— Но ты же знаешь, чем это чревато, — стиснув зубы, зло произносит мужчина. Переворачивает одну из ее рук, крепко обвив за запястье. Прикладывает к переплетению вен большой палец. Вслушивается в пульс.
— Ускорен. Ну вот видишь!
— Но я же должна хоть что-то делать! — восклицает Белла, как ребенок выпятив вперед нижнюю губу. — Ты ничего мне не позволяешь, кроме готовки. А дом скоро утонет в пыли!
— Я вчера пылесосил, Белла.
— Не видно, — мрачно отзывается она. Скрещивает руки на груди, всем своим видом выражая обиду. Запястье теперь прячет от мужа, в глаза смотрит как дикий зверек. Гневается, мгновенно растеряв весь прежний настрой.
— Значит, пропылесошу сегодня еще раз, — всеми силами сдерживая свое негодование, удушающе-спокойно отвечает мужчина, — принесу тебе лекарство, ты полежишь, а я пропылесошу. И потом все за мной проверишь.
— Здесь уже чисто… не надо пылесосить. Ты можешь отдохнуть, а я приготовлю ужин.
И опять пробует встать. Предпринимает более рьяную, более заметную попытку. Делает вид, что все хорошо и как обычно.
— Нет, — осаждает ее Эдвард. Одним лишь движением.
— Отпусти меня! — возмущается. Брови взлетают вверх, глаза округляются, а губы дрожат.
— Изабелла, послушай меня внимательно, — все тем же натренированным размеренным тоном повторяет мужчина, — ты сейчас ляжешь обратно, выпьешь то, что нужно, и только потом, минут через двадцать, приготовишь ужин. Все, что захочешь.
— Я сейчас!..
— Сейчас нет, — ее попытки беспочвенны, видит. Натыкаются на его пуленепробиваемую в таких вопросах решительность, — пока не пройдет, ты ничего не будешь делать.
Поджав губы, Белла опускает глаза вниз. Прекращает сопротивление и медленно, как и просит, укладывается обратно. Запрокидывает голову, по-прежнему не глядя мужу в глаза. Дышит сбито, с дрожью. Сейчас заплачет…
Тяжело вздохнув, Эдвард поднимается, возвращаясь на кухню. Достает аптечку, яростно откапывает в ее нутре упаковку таблеток. Одну, круглую, из пластиковой баночки наружу. И потом на ладонь Беллы. Благо, не упрямится. Берет в рот.
В комнате царит напряжение и обида, которую мужчине больше всего не хочется ощущать в свой адрес. Он ровно дышит, вместе с женой ожидая действия лекарства, но пока не прикасается к ней. Молчание ему не нравится, но слезы и выкрики куда хуже него.
— Ты же понимаешь, что я хочу как лучше…
— Твое «лучше» мне уже надоело, — она отворачивается. Зажмурившись, обращается взглядом к мягкой спинке. И шумно сглатывает.
Читать дальше