— Конечно, любимая. И мне тоже, — раскрывать карты — так все. Прошло уже очень много времени, ему пора бы ей признаться.
Видимо вдохновленная тем, что не только у нее есть темы для обсуждений, Белла с робкой улыбкой — подобием на нее в виде приподнятых уголков губ — кивает.
Она немного сонная, с очень грустными и одновременно заполненными чем-то блестящим и воодушевляющим глазами. Выглядит как никогда хрупкой — кожа того и гляди порвется, на скулы натянута слишком туго.
— Ты первый, — объявляет. Под столом складывает вместе ладони.
В этот раз черед немного помедлить Эдварда. На миг ему становится страшно говорить ей такую новость, но все же честность побеждает. Она имеет право знать. И не переживать. И не строить надежд, которые сейчас излишни.
— Помнишь, ты говорила, что контрацептивы нынче сложная вещь… — начинает мужчина, так же отодвинув свою тарелку. Чай не пьет, но волнуется, хотя скрывает это как может. Говорит предельно ясно, чисто и ровно.
— Что презервативы рвутся?..
— Да, — Каллен кивает, — а таблетки порой несовместимы с лекарствами, которые тебе назначает доктор.
— Там лишь некоторые, я не… Эдвард, ты не будешь больше спать со мной? — карие глаза потухают, на лбу между бровями появляется складочка, а уголки губ обреченно опускаются. У Беллы такой несчастный и потерянный вид, что у мужчины самого щемит сердце. То самое, что, не скупясь, если бы мог, отдал Ей.
— Беллз…
— Ну да… Эдвард, ты… ты хочешь развестись? — лицо, не глядя на все усилия, сковывает ужас и маска обреченности, а глаза наполняются слезами. Всегда предполагает худший сценарий развития событий, если дело заходит об их отношениях. До боли сомневается в себе, до боли себя стесняется. Еще в день их первой встречи была на сто процентов уверена, что ее не запомнил. Что из череды выпускниц, которым вручал диплом по просьбе ректора как лучший выпускник, она была лишь одной из тысячи. А она оказалась одной-единственной. Первой и последней.
Каллен не заставляет жену мучиться. Оборачивается к ней, забыв про еду начисто, хотя до сих пор не наелся. Берет в свои маленькие, почти детские ладошки, гладит прохладную кожу.
— Изабелла, я никогда с тобой не разведусь, — клятвенно обещает, — я только твой муж, ты же знаешь.
Тщательно смаргивая соленую влагу, девушка отводит глаза вверх, вниз, в сторону — куда угодно. Избегает на него смотреть и снова плакать. Видимо, сегодня ей особенно нехорошо: глаза постоянно на мокром месте. Или опять испугал своей сверхзаботливостью, которой восхищалась еще мать Беллы, и которая ей самой была в тягость. Эдвард знал это. Он знал и пытался держать себя в руках. Но при самой малейшей мысли однажды потерять Беллу — неважно, по какой причине, любая причина есть его упущение — становилось так больно, так сдавливало горло, что никакого слова на свете не хватило бы, чтобы передать это ощущение. И никакой фразы, дабы уговорить ослабить контроль. Животный страх — вот как это называют. В самой запущенной форме.
— Не лучший выбор… — бормочет девушка, шмыгнув носом. Краем глаза касается живота, но муж сейчас этого не замечает. Плевать.
— Лучший, самый замечательный, — заверяет, мягко улыбнувшись, — и я останусь только твоим, Белла. И мужем, и любовником.
Лицо миссис Каллен светлеет. Похоже, немного, совсем капельку, но она верит. Успокаивается.
— А противозачаточные? — в шутку спрашивает. Не ждет того ответа, который получает.
— Нам они больше не понадобятся, — твердым голосом докладывает Эдвард, — тебе не о чем беспокоиться, нет больше угрозы твоей беременности.
Карие глаза ошарашенно распахиваются, их взгляд суровеет. Рот приоткрывается буквой «о», а пальцы, которые держатся за ладонь мужчины, напрягаются.
— В каком смысле?.. — предчувствуя нечто очень нехорошее, зовет она.
— Я сделал вазэктомию. В пятницу.
Белла затаивает дыхание. На мгновенье, на единое мгновенье, но замирает полностью. Кажется, останавливается даже расплавленное шоколадное золото в глазах. Она не может поверить в то, что услышала, — факт. Но вот уже через пару секунд по лицу пробегает дрожь, сведшая его, и гримаса боли, застывающая словно маска, завладевает каждой клеточкой. Ее словно расчленяют изнутри… только теперь не в сердце дело. Исключительно моральная пытка.
— Что ты сделал?..
Осторожно пододвинув свой стул ближе к ее, Эдвард ласковым, но точным движением забирает девушку к себе на колени. Нежно прижимает к груди, гладя, как маленькую девочку, по голове. По своим любимым шелковистым волосам. По теплой коже.
Читать дальше