Мари Феррарелла - Это наш ребенок!

Нет, вот это не ошибка. Но она должна заставить его понять.

— Я морально не готова была заводить семью в том месте и в то время. Я и сейчас не готова, — добавила она, чувствуя, как слабеет ее решимость.

Слейд остановился около своей машины и быстро открыл дверь со стороны пассажира.

— Ну, что-то было готово. Я говорю не о рассудке, а об эмоциях. — Он усадил ее и вытянул ремень безопасности до предела. Спортивная машина не лучшее средство для перевозки рожениц. — Как ты себя чувствуешь эмоционально?

— Готова визжать. — Она вцепилась в его руку, защелкивавшую ремень, и не отпускала, пока боль не прошла. — Господи, какая острая боль.

Он осторожно высвободился.

— Как твои ногти.

На его руке остались отпечатки всех пяти.

— Это ничто по сравнению с моим языком, — ответила Шейла, когда он сел рядом.

Он завел мотор и начал подавать машину назад.

— Предупрежден — значит, вооружен.

Его уверенность и раздражала и очаровывала. Надо отдать ему должное. Ее гормоны разыгрались, как кукуруза в микроволновой печи.

— Не обманывай себя.

Слейду показалось, что это не пустая угроза. Интуиция подсказывала, что у него никогда не будет достаточно оружия против Шейлы. Но и это казалось правильным. Неизвестность была частью очарования.

Нажав на акселератор, Слейд промчался мимо единственного на их пути светофора, как раз когда замигал красный свет. Сразу за светофором на территорию больницы вела длинная извилистая дорожка.

Слейд чувствовал, как сильно он изменился за время последней командировки. Изменился его взгляд на мир. Перестало быть важным то, что было важным раньше. У него появились новые моральные ценности, новые цели в жизни.

В последние девять месяцев, когда смерть и разрушение оставляли визитные карточки впереди него и за ним, а иногда шли рядом, бок о бок, он понял, что есть в мире то, что он еще не сделал, но хочет сделать. Может, маленькое, но бесконечно ценное. Он не хотел умирать, пока не сделает этого.

Он хотел подержать в руках своего ребенка, любить свою жену. Просыпаться каждое утро рядом с одной и той же женщиной.

Беременность Шейлы как будто подтвердила, что кто-то подслушал его мысли и устроил его жизнь так, как он хотел.

Оглядываясь на свою жизнь, он осознал, что все смерти и опустошения, свидетелем которых он был, толкали его к тому, чтобы отрешиться от роли стороннего наблюдателя и пожить немного собственной жизнью. Насладиться для разнообразия земными радостями.

Остановиться и вдохнуть запах детской присыпки.

И теперь, когда это действительно случилось — хотя он и представления не имел об этом и ничего заранее не планировал, — Слейд не собирался выпускать из рук то, что ниспослано ему Богом.

Это было бы несправедливо. А он искренне верил в справедливость.

Небольшая парковка, предназначенная для приемного покоя и выписанных больных, была забита битком. Ругаясь про себя, Слейд направился к стоянке для посетителей. Медленно ведя машину, он взглянул на Шейлу.

— Ты должна дать ребенку фамилию. — Она открыла рот, чтобы возразить, но он опередил ее: — Настоящую фамилию.

— Настоящую? — отозвалась она. На что он намекает? — Ты когда-нибудь смотришь на даты в газетах, которые печатают твои статьи? За окном девяностые, Слейд. Люди живут по другим законам.

Люди не сильно изменились за последние десятилетия. Они все еще люди. И старые предрассудки умирают с трудом. Он не хотел, чтобы на его ребенке лежало клеймо позора.

— Неужели? — язвительно спросил он и тихо добавил: — А ты?

Они много разговаривали в ту ночь, и не только из-за вина. Они оба были искренними. Он чувствовал, что узнал ее довольно хорошо. Пусть сейчас она говорит себе, что общественное мнение не имеет для нее значения, но в конце концов поймет его важность.

Они оба говорили, что не хотят связывать себя, не хотят обременять обязательствами. Тогда это все было очень отвлеченно и занимательно.

И пусто, как он теперь понимал.

Он чувствовал ее душу в ту ночь, и его душа стремилась ответить ей.

Сейчас Слейд нутром чуял, что именно Шейла спасла его от пули снайпера в Боснии и от бомбы в Бейруте. Он просто должен был вернуться домой и стать отцом ребенка, который ждал его здесь без его ведома. Не было другого разумного объяснения такому необычному везению.

Но Шейла упрямо стояла на своем.

Слейд продолжал говорить, будто и не ожидал ответа:

— Пациентки будут благосклоннее смотреть на своего доктора, если, родив ребенка, она выйдет замуж.