Берта Эллвуд: Ни слова о любви

— Точно не знаю, но думаю, что сегодня. Я не сказал тебе раньше, чтобы тебе вдруг не вздумалось отправиться на экскурсию в Шотландию или неожиданно заняться альпинизмом в горах.

Анна вздохнула. Как точно он изучил ее необузданный нрав! Она вспомнила записку, которую ее преподаватель приложил однажды к ее семестровым оценкам: «Анна упряма и своевольна. Ею невозможно руководить».

Да уж, охарактеризовали.

Сама Анна предпочитала называть себя сильной натурой, что не имело ничего общего ни с упрямством, ни со своеволием. Она всегда знала, чего хочет и что она собой представляет, и не собиралась позволять какой-то итальянской шишке оценивать ее, как скотину на рынке! Она не рабыня, чтобы ее покупали и продавали. Устроили смотрины, ничего не скажешь! Но она не так проста, как можно подумать, и найдет выход из положения, чего бы ей это ни стоило!

— Почему ты не ругаешься, Анна?

Нотка удивления, прозвучавшая в голосе дедушки, вернула Анну на землю. Она встала и подошла к окну, чтобы посмотреть на подкрадывающийся вечер. Все признаки неумолимо приближающейся осени были налицо. Дни становились короче, листья тускло золотились в редких лучах солнечного света, едва пробивающегося сквозь густой туман. Унылое время года и мрачная природа, но Анна любила свою страну всем сердцем и не планировала менять место жительства.

— Неважно, когда именно приезжает Серхио, — наконец произнесла она спокойно. — Все равно он только теряет время. Я даже не буду с ним знакомиться.

Она посмотрела дедушке в лицо. Рыжий цвет ее кофточки красиво сочетался с каштановым оттенком волос, а глаза казались настоящими изумрудами. Сантано не мог оторвать от нее глаз. Он не сомневался, что его затея увенчается успехом — Серхио не сможет не влюбиться в нее с первого взгляда.

— Я не могу понять, ради чего он так беспокоится. — Анна недоуменно развела руками. — У него полно денег, он может купить любую женщину. А если к тому же он выглядит хотя бы чуть симпатичнее Квазимодо, он не должен иметь проблем с выбором спутницы.

— А у него их и нет, ни капли не сомневаюсь в этом, — сухо отметил Сантано. Сравнения Анны действовали раздражающе на нервы. Что она себе позволяет?

— Когда дело доходит до женитьбы, во внимание принимаются многие соображения. Любовь, которой вы все забиваете себе голову, отходит на второй план. Семейная честь требует, чтобы заключался мудрый и выгодный брак, простое удовлетворение желаний с какой-либо привлекательной женщиной не годится. И Серхио прекрасно понимает это, не беспокойся.

— Ах да. Твоя доля, — завершила его гневную тираду Анна. Что толку напоминать дедушке, что только любовь, о которой он так презрительно отозвался, соединила его и Маргарет много лет назад. Семейный бизнес, оказывается, для него важнее. — Все дело именно в акциях.

Ну и субъект этот Серхио Арнотти. Художественная литература старательно культивировала образ итальянского мужчины как человека страстного и неистового, не способного контролировать порывы своего сердца, но ее дальний родственничек явно был исключением из правил, если мог хотя бы на мгновение подумать о женитьбе на незнакомой женщине только ради ее акций. Анне стало противно. Почему она должна участвовать в этом фарсе?

В знак согласия Сантано кивнул головой.

— Мои тридцать процентов и все, чем я владею, станет твоим в один прекрасный день. — Он медленно помешивал чай. — Ты молода, красива и, когда я умру, останешься одна. Если бы ты вышла замуж за человека вроде Серхио, твое будущее было бы обеспечено. Ты стала бы частью семьи, тебя бы опекали и любили. Я предлагаю тебе это не потому, что я рехнулся, а потому, что люблю тебя и беспокоюсь о твоем будущем.

— Нет нужды, — резко ответила Анна.

Ей очень хотелось ответить ему, что она думает по этому поводу. Он как будто вчера с дерева слез! По его мнению, женщины не могли стоять твердо на собственных ногах, им необходим был представитель высшей расы — мужчина, который приглядывал бы за ними. А когда он не может больше выполнять свои обязанности, он должен найти себе замену, чтобы передать свою подопечную кому-нибудь, кому он доверял бы. Дедушка жил в девятнадцатом веке и, что было гораздо ужаснее, в итальянском девятнадцатом веке!

В то же время она знала, что он любит ее, беспокоится о ней, и это побуждало ее броситься ему на шею и сказать, что она тоже очень любит его.

Анна не сделала этого. Она сказала относительно спокойно: