Вера Копейко - Давай закажем хеппи-энд

На распродаже Ирина купила себе веджвудский поднос, он был квадратный и сплошь «затканный» розочками — все его поле в мелких-мелких бутонах. Теперь, входя на кухню, она первым делом смотрела на него, а когда губы сами собой начинали расплываться в улыбке, переводила взгляд на плиту. Точно говорят, что если готовишь еду, даже самую простую, в хорошем настроении, то она будет просто потрясающей.

Между тем Андрей съел яйца и уже допивал кофе, когда она вдруг спросила:

— Андрей, сколько раз ты был женат?

Он спокойно проглотил крепкий кофе и сказал:

— Если по паспорту, то один.

— Я понимаю, ты берег чернила и бумагу. А также время паспортисток.

— А также судей, загсов и… свое собственное. Так что, если тебе нужен официальный ответ, — то я был женат ровно столько, сколько раз ты была замужем. А если неофициально — то могу сказать: я не чувствую, что вообще когда-то был женат.

— Настолько был свободен?

— Напротив. Закабален.

Она нахмурилась.

— Не трудись, это звучит странно. Но начнем с главного: на брак я смотрю нестандартно.

— Как же?

— Брак для меня — это союз двух самодостаточных личностей. Но таких, которые совпали по номеру и по серии.

— Вот как? — Она улыбнулась. — Что-то от лотерейных билетов?

— И от тиражной таблицы. С выигрышем!

— Это звучит банально. Причем, совершенно неточно.

— Но я говорю об условиях, при которых возможен выигрыш. Ты ведь не станешь спорить, что лишь при совпадении этих чисел получишь выигрыш? А это случается крайне редко. Разве нет?

— Да уж, — покачала она головой.

— И поэтому я не играю в лохотрон.

Она расхохоталась.

— Здорово сказано!

— Но я скоро женюсь. А ты скоро выйдешь замуж.

— Ты что, русская Кассандра?

— Я — это я. Я тот мужчина, единственный, с которым у тебя совпадет и номер и серия.

— А если ты сам лохотронщик?

— Не-а, — простецки сказал Андрей. — Ты в такие игры не играешь. Ты не из тех. — Он взглянул на часы. — Мне пора лететь…

— Куда это?

— Совсем не туда, куда ты думаешь.

— А куда я думаю?

— В офис.

— Ну, а ты куда? В магазин?

— В Англию.

— Ты шутишь?

— Нет. У меня рейс в час тридцать.

— Ну ты и гусь… — Ирина покачала головой.

— Ты бы лучше не обзывалась, а собрала вещички.

— Но ты… здесь не живешь? Здесь нет твоих вещей! — возмутилась Ирина. Можно, конечно шутить, но не бесконечно.

— А кто сказал, что я говорю про свои вещи? Ты разве не хочешь что-то послать сыну? Я закину твоему Петру. — Он внимательно посмотрел на нее, произнеся полное имя сына, а не домашнее, детское. Он заметил, что ей это понравилось. — Я ведь должен рассчитаться с тобой за то, что ты везла для меня пакет!

Ирина молчала и смотрела на Андрея, который по-хозяйски развалился на стуле возле кухонной стены. Сердце сжалось от тепла, которое внезапно охватило ее, от этого горячего тепла, казалось, она растаяла. Ватные ноги поднесли ее к нему, она положила руки на голые плечи Андрея и почувствовала, какие они живые. Ирина наклонилась и поцеловала одно, потом другое.

Он дернулся и вскочил со стула.

— Ты провокатор, Свиридова! Ты хочешь, чтобы я опоздал на самолет.

— Я хочу сама не опоздать… — сказала она. — Чтобы мой самолет не улетел.

Они снова оказались в постели, но на сей раз Ирина с удивлением обнаружила, что у ее ковра очень оригинальный рисунок. Она ведь рассматривала его только однажды, когда покупала. А потом просто ходила по нему…

Когда наконец, умиротворенная, она легла рядом с Андреем, он спросил:

— Ну, какие впечатления? Ты давно пылесосила ковер? Я бы с удовольствием услышал, что тоже четырнадцать лет назад.

— Не-ет. Вот тут ты ошибаешься.

— Неужели поза наездницы была всегда твоей любимой?

— Малышев, ты глупый и вредный! Я купила ковер всего два года назад.

Андрей радостно захохотал.

— Тогда я прикажу своей ревности утихнуть.

Она ничего не ответила, только почувствовала, как ее рот расплылся до ушей. Ревность. Ревность? Неужели она на самом деле начало любви?

Андрей не шутил, он на самом деле улетал в Лондон. Он не рассказывал Ирине зачем, а она и не спрашивала. Значит ли это, что она и впрямь может послать что-то Петруше?

Поначалу этот вопрос у нее не возникал, а потом вдруг стал сверлить голову.

Может ли она разрешить Андрею познакомиться с Петрушей? Она понимала, это голос материнского инстинкта. Она, как курица-наседка, хочет расправить крылья и спрятать его, опасаясь, что Андрей способен сказать что-то не то, бросить неосторожное слово, навести сына на мысль о чем-то ненужном, тревожном, опасном.