Глория Даймонд - Наваждение

— Дотронься до меня, — прошептал он, взял ее дрожащую руку и положил себе на грудь, туда, где быстрыми толчками билось сердце. — Чувствуешь, что ты со мной делаешь?

Казалось, под ее рукой передается телеграмма с каким-то срочным сообщением, и Эвелин попыталась прочесть ее.

Но, прежде чем она успела сделать это, Квентин опустил ее руку на свой плоский живот, а затем ниже, туда, где жар становился нестерпимым.

— И здесь. — Он не выпускал ее руки. — Почувствуй, что ты со мной делаешь.

Эвелин издала какой-то звук, в котором не было слов, лишь удивление, как горячо откликнулось ее тело на новые ощущения.

— Я должен стыдиться того, что хочу тебя так сильно? — глубоким низким голосом спросил Квентин.

Эвелин в замешательстве покачала головой. Стыдиться? Стыдиться того, что он такой красивый… и мужественный?

— Нет, — ответила она. Его тело было таким восхитительным. — Почему стыдиться? Это же… — Она запнулась, ища подходящее слово. — Это… чудесно.

— Но тебе же было стыдно, когда я трогал тебя у водопада, — проговорил он. — Ты стыдилась того, что хотела меня. — Его глаза закрылись, он словно вызывал воспоминания. — Тогда ты была прекрасна, — напряженно сказал он, и Эвелин почувствовала, как он дрогнул под ее рукой. Она понимала, что это значит — это напряженное, дрожащее, горячее тело желает удовлетворения, которое она ему может дать.

Нет, это нечто большее чем желание. Это необходимость. По тому напряжению, что чувствовалось под ее пальцами, Эвелин поняла, какой властью обладает над ним, и это привело ее в восторг.

Теперь она знает путь, подсказанный собственными желаниями и тем возбуждением, которое она испытала у водопада. Словно поняв это, Квентин убрал ее руку. Затем он застонал, словно дошел до последней точки накала.

— Перестать? — прошептала Эвелин, поражаясь, насколько ей не хочется останавливаться. Ее тело тоже напряглось, словно его удовольствие стало и ее удовольствием тоже.

Квентин глубоко и прерывисто вдохнул.

— Да, пока, — сказал он. — Думаю, теперь моя очередь. — И он протянул руки к поясу ее халата.

Квентин быстро справился с халатом, но, обнаружив под ним рубашку, он яростно заворчал от нетерпения. Затем, расстегнув пуговицы, медленно опустил бретельки с плеч Эвелин.

Когда ее одежда упала на пол рядом с его пижамой, он перевел дух.

— Ты невероятно красивая, — прерывистым голосом сказал он, пожирая Эвелин глазами. — Я мечтал об этой минуте, но и представить себе не мог, какая ты красивая.

Затем его руки повторили каждый изгиб ее тела с таким знанием дела, что Эвелин опасалась, что ноги не удержат ее.

Квентин, видимо, тоже понял это. Он снова поднял Эвелин на руки, и ее грудь на фоне его смуглой кожи казалась белоснежной. Сделав три шага к кровати, он опустил Эвелин на постель с такой нежностью, что она едва не разозлилась. Она не хотела нежности. Она хотела, чтобы Квентин взял ее так страстно, чтобы все закружилось вокруг.

— Люби меня, Квентин, — взмолилась она, протягивая к нему руки. — Прямо сейчас. Пожалуйста.

И, словно прочтя ее путаные мысли, Квентин сжал ее с такой страстью, о существовании которой она раньше и не подозревала. Его поцелуй был горячим и жадным, затем он осыпал поцелуями ее шею и грудь. Он целовал Эвелин до тех пор, пока она не начала извиваться, словно умоляя его коснуться ее везде одновременно.

Квентин прекрасно понял. Он знал, чего она хочет, и предугадывал малейшее желание. Каждый раз, когда она ждала от него чего-то, он давал ей в несколько раз больше. Его руки были жесткими, но не причиняли боли. Его рот стал настойчивее, пальцы требовательнее. Казалось, он понял, что Эвелин не хочет быть фарфоровой статуэткой, к которой нужно относиться с благоговейной осторожностью. Она хотела, чтобы ее захватила страсть, горячая и быстрая, как падающая звезда.

И Эвелин действительно была охвачена испепеляющей страстью. Вдруг ей подумалось: жаль, что Билли не знает, как изменился Квентин. Его руки теперь другие. Он понял, что Эвелин нужно дать возможность стать тем, чем ей было предназначено судьбой.

— Ты знал это, да? — Голос Эвелин прозвучал очень тонко, она задыхалась. Ей казалось, что Квентин сочтет ее слова лишенными смысла. — Ты знал, что это таится внутри меня. Это как с куском дерева.

Квентин продолжал целовать ее, поднимаясь от живота к груди, к шее, пока не накрыл ее своим сильным телом.

— Ты не дерево, любимая, — сказал он, целуя ее волосы и лоб. — Ты совсем не дерево.