Глория Даймонд - Наваждение

Он любит Эвелин Флауэр.

Квентин, мы должны тебе кое-что сказать. Это касается ребенка Конни. Он не от твоего брата.

Нет, нет. Это никуда не годится. Если она выдаст такое вслух, он и вправду может убить их обеих.

Квентин, ты ведь знаешь, что Конни убегала из дому. Это было за месяц до того, как она встретила Талберта. Она была совсем одна, напугана…

Господи, к чему подобная патетика? Когда он узнает правду, ему будет не до страданий Конни.

Квентин, постарайся понять. И постарайся не винить Конни… Тоже не годится.

Эвелин сжала руль, презирая себя за нерешительность. Все равно к такому нельзя подготовить человека. Она ехала из аэропорта и без конца перебирала разные варианты предстоящего разговора.

Квентин, ты должен мне верить. Я ни о чем не догадывалась.

Тоже нет. Это попытка обелить себя.

Эвелин ехала медленно, не торопясь возвращаться. Она и так задержалась, поскольку рейс Дженнифер ненадолго отложили, а это значит, что Конни встретит ее не в духе. Эвелин застонала. Конни действительно очень избалованная. Как только Квентин справлялся с ней несколько месяцев? Зато теперь он будет счастлив вышвырнуть их обеих за дверь.

Эвелин дважды пропустила нужный поворот. А может, таким образом она откладывает момент, когда придется объявить Конни о своем решении.

Еще подъезжая к дому, она уже поняла: что-то случилось. Дом казался пустым. Ни души.

Тут Эвелин заметила Марту, которая стояла на веранде. Подойдя к ней, Эвелин увидела, что лицо пожилой женщины сморщилось от волнения.

— Мисс Флауэр, — закричала та, неуклюже спеша вниз по ступенькам. — Ох, мисс Флауэр, вам надо ехать в больницу. Пока вас не было, у миссис Блейн начались роды. Пожалуйста, поезжайте быстрее. Она хотела, чтобы вы были рядом.

Кровь отхлынула от лица Эвелин, но ей все же удалось выдавить:

— Кто ее повез?

— Такси. Никого дома ведь не было. А мистеру Блейну ехать сюда не меньше часа.

— Но Квентин уже знает? — глухо спросила она, страшась услышать ответ.

Марта кивнула.

— Да, он уже там. Он поехал прямо в больницу. Но Конни боится его и зовет вас. — Марта сжала руку Эвелин. — Поезжайте быстрее, пожалуйста.

Эвелин так и поступила. В этот раз она ехала по извилистой дороге так, будто всю жизнь провела за рулем. Тревога совершенно вытеснила страх. Глядя перед собой, она старалась не думать о том, что будет дальше.

А что, если она опоздала? Вдруг ребенок уже родился?

На повороте Эвелин нажала на педаль газа так, что шины взвизгнули. Она должна опередить Квентина. Приехать раньше, чем он возьмет ребенка на руки и начнет искать в крошечном личике сходство с Талбертом…

Квентин, Квентин. Что мы с Конни наделали?

Медсестра встретила ее с улыбкой. Она сказала, что ребенок родился около часа назад. Девочка, крошечная девочка, чуть больше двух с половиной килограммов. С ней все будет в порядке. С миссис Блейн тоже все хорошо. Роды были очень легкими. Сейчас у нее мистер Блейн.

А что, она тоже родственница? Двоюродная сестра? Чудесно. Хочет ли она взглянуть на ребенка? Сестра показала ей дорогу. Налево, потом дальше по коридору и направо.

Эвелин легко нашла комнату, где за стеклом спали младенцы. Она оказалась одной из многих родственников, кто спешил взглянуть на малышей.

В отличие от остальных, Эвелин с трудом заставила себя поднять глаза. Вдруг она струсила, и ей вообще захотелось уйти, не увидев девочку. Господи, как такое может быть? Маленький комочек, который лежит за этим стеклом и у которого не хватает еще сил даже на то, чтобы поднять голову, разобьет теперь не одно сердце.

Эвелин сразу же узнала Квентина, хотя он стоял к ней спиной чуть в стороне от остальных. Он смотрел не туда, где лежали младенцы, а в соседнюю палату, где несколько новорожденных согревались под ультрафиолетовой лампой.

Но почему? Почему он смотрит туда? Те дети больны. Ведь сестра сказала, что с новорожденной все в порядке? Эвелин попыталась окликнуть его, но у нее сжалось горло, и она не смогла выдавить ни звука.

Квентин, словно услышав ее, повернулся сам, и Эвелин показалось, что она падает в обморок. Его лицо стало совершенно чужим. Он походил на мраморную скульптуру, на ледяное изваяние, лишенное каких-либо человеческих чувств. А глаза… У Эвелин подогнулись колени. Его глаза походили на дула ружья, и нацелены они были прямо на нее.

— Эвелин. — Никогда ей еще не был так противен звук собственного имени. — Ты пришла посмотреть на ребенка?