Эмма Ричмонд - Роковой мужчина

Она надеялась зря.

Гита с недоверием посмотрела на результат. Перечитала инструкцию. Она не может быть беременной. Не может. Но ведь результат получился однозначно положительным! Тяжело опустившись на край ванны, она пустыми, остановившимися глазами смотрела прямо перед собой. Что же ей теперь делать? Сообщить Генри нельзя. Нельзя рассказать ему такое!

Сколько пройдет времени, прежде чем он вернется? Если он вообще когда-нибудь вернется. Но ведь это вполне вероятно, так что лучше уехать, как можно быстрее. Швырнув коробочку с тестом в мусорное ведро, мысленно отгородившись от всех прочих проблем, она побежала в спальню и начала поспешно укладывать вещи – дорогие и шикарные платья и костюмы, которые ей, скорее всего, больше не понадобятся, обувь, сумки, пояса и те личные вещи, которые она собирала в течение всей своей жизни, – альбом с фотографиями, безделушки, принадлежавшие еще ее родителям. Была ли ее мама рада, когда узнала, что ожидает ребенка? Но ведь она была замужем и любима…

Крепко зажмурив глаза от острого укола отчаяния, Гита подождала, пока неприятный момент не пройдет, и принялась опустошать ящик, содержащий свидетельства всех четырех месяцев преследований. Выбросив все в ведро, она выставила мусор на улицу для мусоросборника.

Быть не может, что она беременна. Она купит еще один тест, попробует заново.

Потом позвонила своему агенту сказать, что переезжает, и поблагодарила ее за все, что та для нее сделала. Элейн даже не пыталась просить ее остаться и поддерживать с ней связь. Зачем? Они обе знали, что та фотография может всплыть вновь. Газеты часто хранят пикантную и ценную информацию для будущего возможного использования.

Ну что ж, необходимость в этом у них не возникнет, так как она не собирается больше быть знаменитой. Дай прошлому уйти и двигайся дальше – любимые слова ее тетушки. Как Гите, ее не хватало! Как хорошо было бы выплакать все свое горе на широкой тетиной груди, но той груди уже давно не было.

Понимая, что Генри может вернуться в любой момент, она поставила свои чемоданы возле входной двери и решила сбегать попрощаться с Дженни, но, открыв дверь, увидела на пороге Генри. На нем снова был тот же плащ.

Первым ее порывом было захлопнуть перед ним дверь, но он оказался проворнее и легко удержал лихорадочное движение ее руки.

– Я не слишком доверял тебе и боялся, что ты убежишь снова, – тихо сказал он. – Похоже, я был прав, – добавил он, окидывая взглядом чемоданы. – Отрезаешь себе нос, чтобы позлить лицо, Гита?

– Это мой нос и мое лицо, я могу с ними делать все, что захочу. Уходи.

– Нет.

– Никак не возьму в толк, почему на тебе до сих пор этот дурацкий плащ! Дождя ведь нет! – Ее голос звучал истерически, так как факт беременности давил на ее мозг, на ее сердце и на язык, давил и дожидался минуты слабости, чтобы выплыть наружу. А она не могла это сделать. Не могла!

– Дождя нет, – согласился он.

Заставив ее отступить назад, глядя на нее напряженным взглядом серых глаз, он вошел в дом и закрыл за собой дверь. Гита поспешила отойти от него подальше.

– Я не хочу, чтобы ты был здесь.

– Не хочешь?

– Нет. Я думала, что ты поехал домой отсыпаться.

– Я еще не был дома. Я ходил, думал, пытался прочистить себе мозги. Почему ты выглядишь такой напуганной, Гита?

– Я не напугана! – Повернувшись к нему спиной, она прошла в кухню.

– Тогда возбужденной.

– Я не возбуждена.

– Но ты приняла решение, уехать прежде, чем я оказался здесь. Уехать и всему положить конец. Почему?

Встав по другую сторону кухонного стола, она посмотрела на него, отказываясь что-либо чувствовать.

– Ты сам положил конец всему.

– Да. О чем горько сожалею. Я как-то сказал тебе, что никогда не стану ни о чем просить; ну, так я говорил неправду. Можно мне сварить кофе?

– Нет.

Не обратив внимания на ее отказ, он включил чайник.

– Ты собиралась оставить все? Все чашки, тарелки?

– Я оставляю все.

Генри вздохнул, на мгновение на его лице возникло выражение беспомощности.

– Я хотел того, что у нас было, – сказал он негромко, – и ничего большего. И поэтому не мог позволить себе привязаться, не мог позволить себе… Впрочем, нет, дело не в том, что я не мог себе что-то позволить, потому что чувства уже появились. Дело в том, что я пытался их подавить.

– Как целенаправленно! – произнесла она с притворным восхищением.

– Да. А ты сама? – повернулся он к ней. – Ты ведь тоже их подавляешь, не так ли?