Уинифред Леннокс: Русалочка в черном

— Та-а-ак, — бормотала она сквозь зубы, — бедра — восемьдесят восемь, то, что надо… Да не дергайся ты!

— Щекотно же! — хихикнула Памела.

— Ничего, потерпишь… Талия… Не может быть! Пятьдесят восемь! Да стой же ты смирно! — прикрикнула она, просовывая сантиметр под мышки Памелы. — Ну вот, что и требовалось доказать: ровно девяносто! Слушай, а рост свой ты хотя бы знаешь?

— Метр семьдесят восемь… кажется…

— Ка-а-ажется! — передразнила ее Милли. — А мне вот кажется, что ты, дорогуша, не своим делом занимаешься! Слушай, детка, зачем тебе гробить лучшие годы в какой-то редакции? Ты могла бы…

Памела изумленно уставилась на Милли. Щеки блондинки неестественно порозовели, глаза потемнели… Отчего бы это? Просто зрачки расширились или… или это ей только показалось?

Телефонный звонок заставил Памелу издрогнуть. Метнувшись к аппарату, Милли первой схватила трубку.

— Это тебя. Твой приятель из газеты. — Она протянула Памеле трубку.

Перспектива развлекать двух дам вместо одной ничуть не обескуражила Джанни, и они условились встретиться в вестибюле отеля в половине восьмого вечера.

— Одно плохо, — нахмурилась блондинка. — Мне во что бы то ни стало нужно быть в номере к одиннадцати. Сделай одолжение, напомни, если я вдруг… забуду. — И Милли тонко рассмеялась.

Увидев девушек, Джанни пришел в неописуемый восторг.

— Хоть фотографируйся вместе с вами, мои птички, — пусть Лу знает, на каких красоток я ее не променял! — воскликнул он. — Итак, стартуем! — Затем, оглядев Памелу с головы до ног, добавил: — Вот это совсем другое дело, моя жемчужина. Только… не мрачновато ли? Да и украшения не помешали бы, как считаешь?

Милли горячо поддержала его, но Памела отрицательно помотала головой.

— Я никогда не ношу бижутерии.

— Да ты сама лучше любой драгоценности! — торжественно провозгласил Джанни. — Твоей красоте вовсе не надобны дополнительные аксессуары.

Рим на закате дня ошеломил Памелу. Здесь все словно дышало страстью — и фонтаны, окруженные жемчужной водяной пылью, сквозь которую едва различимы были силуэты влюбленных, и смутные абрисы величественных дворцов, и несущаяся будто отовсюду музыка.

Было около девяти часов — в это время в июне далеко до темноты, но сгущающиеся сумерки слегка приглушают буйство красок Средиземноморья, делая нежнее цвет неба, сдержаннее изумрудную зелень листвы. Казалось, даже звуки стали иными — медлительными, тягучими, ласкающими… Все было как будто насквозь пропитано любовью, заставляющей сладко замирать сердца, руки — находить друг друга и сливаться в нежном пожатии, губы — гореть и трепетать…

Милли, похоже, вконец разомлела — она висла на Джанни, то и дело не к месту хохотала и томно потягивалась, заглядывая в глаза молодому итальянцу. Смотря на нее, Памела чувствовала, как у нее начинают пылать щеки, и была благодарна сумеркам, великодушно скрывавшим это. Однако Джанни ничуть не казался смущенным. Видя, как Памела в который уже раз нервно закуривает, он лишь улыбался. А когда компания уютно устроилась в ресторанчике под открытым небом и Милли понадобилось отлучиться, доверительно произнес:

— Не переживай! Девочка просто околдована — магия вечернего Рима неумолима. Разве ты сама не чувствуешь?

Памела все прекрасно чувствовала, и это ее бесило. Кровь словно быстрее струилась по жилам, согревая кожу. Но ведь это не повод, черт подери, вести себя подобно дешевой шлюхе!

Никогда не презирала она фотомоделей, считая их работу не хуже любой другой. К тому же Милли при первом знакомстве показалась ей милой девочкой, не лишенной остроумия и здравого смысла. Внезапное преображение красотки поставило Памелу в тупик. Неужели все-таки…

Джанни словно прочел ее мысли. Черные глаза итальянца взглянули на нее пристально и пытливо.

— Не горячись, коллега! И не спеши никого осуждать — это последнее дело…

Румянец стыда окрасил щеки Памелы.

Опустив глаза, она принялась пристально рассматривать крахмальную салфетку, словно надеясь прочесть на ее белоснежной поверхности некое пророчество. Тонкие пальцы сами собой сжимались и разжимались. Румянец на щеках уступил место мертвенной бледности.

— Я никого и никогда не осуждаю, — вырвалось у нее вдруг. — Никому не дано этого права. Мне — тем более. Я…

— Ты должна изучать сейчас меню, а не салфетку, — мягко перебил ее Джанни. — Вот, возьми. Рекомендую пасту с соусом пепперони и креветки. Если не возражаешь против легкого вина, позволю себе его выбрать… А вот и наша Милли!