Камилла Мортон - Плутовка

— Это правда.

Вирджиния смешалась. Она снова почувствовала, что между ними, как уже было прежде, встала стена.

— Я хотела остаться в Лондоне, но потом передумала. — От его близости кружилась голова, вдруг стал смущать его пристальный взгляд, в котором читался некий невысказанный вопрос. — Ведь я скоро уезжаю в Америку, хотелось побыть с родителями.

— Ты все же едешь? — спросил он, глядя на нее как-то странно, словно догадываясь, что она что-то скрывает.

— Да, — ответила она почти шепотом, сознавая, что говорит неправду, и чувствуя, что он по-прежнему не спускает с нее пристального, испытующего взгляда. — Слишком лестное предложение, чтобы отказываться.

Вирджиния подняла на него глаза. Рич стоял не шелохнувшись, не делая ни малейшего движения ей навстречу, и от этого она готова была разрыдаться, только гордость и злость заставляли ее сдерживать слезы.

Ей мучительно хотелось протянуть к нему руки, умолять его, чтобы он просил ее не уезжать, но она не могла. Ах, почему он не даст ей шанс выразить свои чувства, сказать ему, что она ждет от него ребенка! И зачем этот пристальный взгляд?

Если бы только она знала, как он жаждал упасть перед ней на колени, чтобы признаться в любви — просить ее руки, умолять вернуться с ним в Стэнфилд. Но он также не мог преодолеть самого себя. Вирджиния твердо решила ехать в Нью-Йорк, и она права. Это был слишком хороший шанс, чтобы упустить его. С его стороны было бы нечестным пытаться отговорить ее.

— Уверен, в Америке ты прекрасно устроишься. Мне ли не знать, как ты относишься к работе? Надеюсь, тебя ждет успех на твоем новом поприще. Ты заслужила этого, Вирджиния.

— Спасибо, — сдавленно пробормотала она, чувствуя, что он вот-вот оставит ее, и с трудом сдерживая слезы.

Она уже готова была признаться ему, что ей никто не нужен, кроме него, но только стиснула зубы и промолчала. Попробовала улыбнуться, но губы дрожали. Вздохнув и постаравшись придать побольше убедительности своим словам, она сказала:

— Я тоже надеюсь. Сейчас это как раз то, что мне нужно, — новая работа, новые впечатления. От тебя я многое узнала об искусстве. Надеюсь, эти знания мне пригодятся.

— Уверен в этом. — Холодно улыбнувшись, он отступил на шаг назад. — Прощай, Вирджиния. Желаю счастья.

— Спасибо, Рич, — выдохнула она.

Тщетно вглядывалась она в его лицо, ища на нем малейшие признаки слабости, ища подтверждения его любви… От его глаз веяло ледяным холодом. Словно сердце его обратилось в камень. До последней секунды она не верила, что Рич готов вычеркнуть ее из своей жизни. Неужели она ничего для него не значила?

Он повернулся и пошел к выходу. У Вирджинии хватило сил остаться на месте, хотя все ее существо взывало к нему, умоляя его остаться.

Вирджиния не могла видеть, какая невыразимая мука стояла у него в глазах, когда он закрывал за собой дверь.

Если бы они умели читать мысли друг друга, Рич не оставил бы ее.

С тяжелым сердцем Вирджиния возвратилась в Лондон. Будущее представлялось ей туманным. В Америку она теперь могла отправиться лишь после рождения ребенка, оставаться в Иденторпе было немыслимо, потому что каждое утро она мучилась от приступов токсикоза. В конце концов ее мать обязательно что-нибудь заподозрит, а Вирджиния пока не была готова к тому, чтобы открыться кому бы то ни было.

Она замкнулась в себе и не желала никого видеть, спрятавшись, точно улитка в раковине, в своей квартире, в которой вскорости должно было стать совсем одиноко, потому что ее приятельница Салли уезжала в отпуск, а перед тем хотела провести несколько дней у родителей. На целых пять недель Вирджиния оказывалась предоставлена самой себе. Она даже подумывала о том, не съездить ли и ей куда-нибудь отдохнуть — во Францию или в Италию, — однако отринула эту идею.

Салли глубоко переживала за подругу и уже начинала подозревать неладное. Вирджиния с тех пор, как вернулась из Иденторпа, была явно не в своей тарелке.

Бледная, осунувшаяся, она была постоянно на взводе и часто надолго уходила из дома. Салли догадывалась, что она просто не хочет рассказывать о том, что ее тревожит. Это было совсем на нее непохоже. За последние годы они стали друг другу почти как сестры, вместе переживали радости и невзгоды, но теперь, наталкиваясь на вопрошающий взгляд Салли, Вирджиния отворачивалась, предпочитая избегать откровенных разговоров.

На мысль о возможной причине произошедшей в Вирджинии разительной перемены Салли натолкнули именно преследовавшие подругу утренние неприятности. Однажды после случившегося у Вирджинии очередного приступа рвоты Салли с решительным видом вошла к ней в комнату, застав ее свернувшейся калачиком на кровати.