Ким Ригерт - Поединок с собой

И вот настал третий день, день открытия выставки. И хотя Марджори внушала себе, что нисколько не волнуется, но утром обнаружила, что у нее совершенно нет аппетита. Зато Крису аппетита было не занимать. И неудивительно, ведь в его жизни было полно событий такого рода, а для нее все это происходило в первый и, очень может быть, в последний раз.

Беата вызвалась помочь ей уложить волосы. Под ее умелыми руками каштановые локоны Марджори, обычно такие непослушные, словно сами собой уложились в высокий классический узел, откуда ниспадало лишь несколько длинных прядей, подчеркивающих изящные очертания длинной шеи. Марджори и не думала, что с ее волосами возможно достичь подобной элегантности. Конечно, вьющиеся волосы как нельзя лучше вписываются в романтический стиль, но молодая женщина привыкла думать, что о классических прическах ей надо забыть раз и навсегда.

Что касается одежды, то она собиралась пойти на открытие в строгом деловом костюме. Но Беата и слышать о нем не захотела. И никакие робкие отговорки, что, «наверное, так принято», не принимала.

— Марджори, ну ответь: часто ты носишь такие костюмы?

— Нет, — честно призналась молодая женщина, напрасно пытаясь вспомнить, когда в последний раз надевала его.

— А зачем тогда сейчас вздумала? Ты должна быть естественной, такой, какая ты есть. Зачем уродовать себя?

Поэтому накануне Беата вместе с Дайаной буквально силком вывезли Марджори покупать платье. И заставили ее перемерять с десяток, пока не остановились на длинном облегающем платье цвета беж с золотистым отливом.

— Самое оно, — одобрительно сказала Дайана. — И фигуру подчеркивает, и загар. Не говоря уж о том, что замечательно идет к твоим волосам.

На взгляд Марджори, платье и в самом деле подчеркивало фигуру и загар. Даже, пожалуй, чересчур. Обтягивало тело как вторая кожа, лишь от бедер чуть расширялось книзу. Спины в этом платье, можно сказать, совсем не было, если не считать шнуровки, а разрез сбоку поднимался на немыслимую по понятиям Марджори высоту. Но Беата с Дайаной в один голос заявили, что лучше не придумаешь, и Марджори смирилась.

И судя по тому, какими глазами посмотрел на нее Крис, когда молодая женщина вошла в гостиную, где ее ждали, Беата с Дайаной не ошиблись. Увидев Марджори, Крис замер как громом пораженный, затем чертыхнулся.

— А ну-ка повернись, — скомандовала довольная произведенным эффектом Беата.

Марджори покорно крутанулась на каблуках. И Крис снова чертыхнулся, увидев шнуровку.

— Ты… ты собираешься пойти на открытие в этом?

Марджори смутилась, но Беата тут же встала на ее защиту.

— Ты ничего не понимаешь, Крис. Если ты едва на ногах устоял, когда она вошла в комнату, то на выставке все и подавно умрут на месте.

Хорошо, что Беата за нее заступилась. Сама Марджори сейчас едва ли могла бы вымолвить хоть слово. Не один Крис испытал потрясение. Он ведь тоже по случаю выставки был «при параде». Привыкшая видеть его в джинсах и шортах Марджори и не представляла, каким красавцем он станет в безукоризненном серебристо-сером костюме, накрахмаленной белой рубашке и галстуке в искорку. Искорка, кстати, оказалась в тон платью Марджори.

— Эй, ребята, вы что, сговорились? — засмеялся Ларри и тут же добавил: — Ну, пора. Поехали.

Марджори пробрал озноб. Все дружно двинулись к выходу, а у нее словно ноги приросли к полу. На счастье, Крис заметил ее состояние.

— Не дрейфь, — подмигнул он и взял ее за локоть. — Прорвемся. Главное, держись меня, со мной не пропадешь.

И кажется, впервые подобная реплика не вызвала у Марджори внутреннего отпора.

Все оказалось именно так, как он и обещал. Марджори ни за что не признала бы этого вслух, но не раз успела подумать, что, если бы не Крис, церемония открытия выставки — все эти речи, общая сумятица, сыплющиеся со всех сторон вопросы и поздравления — стала бы для нее гораздо более серьезным испытанием. Однако Крис справлялся со всем этим с удивительной легкостью.

Гости, особенно женская половина, буквально рвали его на части, требуя внимания. Он умудрялся отвечать каждому, шутить, пожимать руки и принимать поздравления, ни на миг не выпуская из-под крылышка Марджори. Втягивал ее в разговор, представлял всем и каждому и постоянно делал акцент на том, что выставка эта куда больше ее, чем его.

Майкл сиял. Его распирало от гордости, и он не упускал случая сказать, что «это выставка моих папы и мамы, семейная».

В каком-то смысле она и была семейной. Не один Майкл гордился работами Криса и Марджори. На лицах всех членов клана Стоунов была написана ровно такая же гордость. И, глядя в их сверкающие счастьем глаза, Марджори ощутила, как сердце ее сжимается от любви и острой тоски по недостижимому.