Ольга Лебедева - Игры кавалеров

— Ну, коли так, расскажи ему нашу историю, — усмехнулся Владимир. — Да смотри, чтоб не приврал для форсу, а то знаю я их, сочинителей. И про графа, и про его кавалеров, да и дуэль не позабудь упомянуть — для занимательности сюжета.

— Про графа лучше не надо, — впервые робко подала голос доселе хранившая молчание Татьяна. — Лучше о любви, это ведь всем интересно.

Оленин посмотрел на нее с нежностью, и девушка, почувствовав его взгляд, даже не поднимая глаз, тут же зарделась как маков цвет.

— Думаю, все равно приврет, — заключил Оболенский.

— И слава Богу, — убежденно молвила Ольга. — Еще не хватало, чтобы вся эта история всплыла на страницах модного романчика. Ты что же, Володька, хочешь, чтобы весь свет обсуждал Татьянин роман с этим проходимцем?

Татьяна умоляюще посмотрела на подругу, безмолвно прося, конечно же, более не касаться этой темы уж никогда.

— Ладно, графа вычеркнем, — покладисто согласился Оболенский. После чего тут же провалился одной ногою в сугроб, скрывавший под собою предательскую ямку. — Но дуэль надобно оставить беспременно.

— И имена изменить, и фамилии беспременно, — безапелляционно потребовала Ольга. — Не хватало еще, чтобы…

— А похожие можно? — поскорее перебил свою упрямую и своенравную невесту Оболенский.

— Похожие, думаю, можно, — милостиво согласилась Ольга. — Вот ты, к примеру, можешь быть…

Она задумалась на мгновение.

— Заболенский, вот!

— Типун тебе на язык, егоза, — тут же отругала ее идущая впереди тетка, даром что была туга на ухо. Во всем, что касалось ее дражайшего племянничка, она была отменна — и зрением, и слухом, и сметкой, как мы уже имели случай убедиться. — Еще хворь какую накличешь на нашего Володеньку, с такою-то фамилией! Заболенский — это ж надо такое выдумать…

— Ну, тогда Оленский. Или просто — Ленский, — предложила взамен Ольга.

— Оленский — это лучше, — мягко сказала Татьяна. — А еще лучше — Оленькин. Верно, Владимир?

— Ну… разумеется, — пожал плечами Владимир, за что был удостоен фальшивой и приторной улыбочки Ольги. — Но пусть в романе будет больше про дам.

— А по мне, так лучше — про кавалеров, — потребовала Ланская. — Да вывести на свет божий все ваши мужские хитрости и змеиные уловки. Как вы дам вечно норовите обольстить, как распускаете хвосты перед ними. А на деле… на деле вся ваша любовь и высокие чувства — всего лишь игры. Игры кавалеров, вот! Точно кошки с мышками.

— А вы тоже хороши… — обиженно возразил Оболенский. — Уж коли написать о дамах всю правду, сударыня…

Так, весело пикируясь и перебрасываясь шуточками, они в скором времени вышли из лесу. Ветер тут задувал сильнее, и молодым людям пришлось поднять воротники, а барышням плотнее закутаться в шали. Впрочем, конец их злополучным мытарствам был уже близок.

У обочины дороги их ожидали сани с десятком самых рослых мужиков, вооруженных кто ружьем, кто пистолем, а один, самый здоровенный, сжимал в руках допотопную пищаль, хорошо, если еще только екатерининских времен. Громоздкая и изрядно проржавевшая, она, видимо, хранилась где-то в погребах Марьи Степановны бог знает сколько лет, и ее механизм давно уж пришел в негодность.

— Поедем, пожалуй, — велела тетушка. — После таких треволнений самое лучшее средство — калиновая наливка, самовар да жаркая печь. Там и расскажете доподлинно, что с вами приключилось, и откуда взялся сей мерзавец.

После чего, истово перекрестясь, она уселась в головной возок. Следом за нею в санях разместились и молодые люди, причем на сей раз ехать решили попарно: Оболенский с Ольгою, а оленин рядом с Татьяной. На последних санях уселся давешний мужик со своей горе-пищалью. Он с воинственным видом оглядывал округу и любовно поглаживал своего ржавого ветерана огнестрельных дел.

Молодые люди, единожды глянув на сего Анику-воина, разом прыснули со смеху.

— Ну, чистый Иван Грозный, — констатировал Оболенский.

— Бери выше, — возразил Оленин. — Сей муж никак не ниже Александра Македонского.

— Да какой там Македонсков! — откликнулась с головного возка туговатая на уши Марья Степановна. — Никакой и не Лександра он вовсе. Митрий это, Ушаков, мой кузнец. Здоровущий черт, подковы в руках гнет, между прочим, — с гордостью прибавила она.

— Что ж он: кузнец — а оружие заржавлено? — еле удерживаясь от смеха, с притворной строгостию молвил Владимир.

— И то верно, — позевывая от недосыпу, откликнулась тетка. — Надо будет велеть ему подремонтировать. А то не ровен час — вон какие нынче у нас страсти кипят! Батюшки святые угодники…