Грейс Ливингстон-Хилл - Свет любящего сердца

— Потому, что я по натуре бабочка. Такой уж я родилась! Я никогда не могла терпеть семейных обязанностей! — и горделиво вздернула подбородок, словно даже гордилась этим. — Я не виновата! — Последние слова прозвучали почти весело, в ее глазах заиграли веселые искорки.

— А вы простили бы свою мать, если бы она поступила с вами так, как вы поступили со своим сыном и... и со своей дочерью?

— А при чем тут моя дочь? Что я ей сделала? — резко возразила Лиза. — Я ведь, как вы знаете, взяла ее с собой. Что еще от меня нужно?

— Неужели вы считаете, что это для нее было лучше? — серьезно спросил Дан. — Лишить ее отца, да еще такого, которого вы сами только что признали замечательным, чтобы привить ей тот же образ жизни, какой вели сами — как вы выразились — бабочки?

— Ах, вот вы о чем! — беспечно откликнулась Лиза. — А почему бы ей не стать такой же бабочкой, если она хочет? У Джеррольда остался ты, и совершенно очевидно, что он воспитал тебя по своему подобию. Я считаю, что Коринна была со мной вполне счастлива. Спросите ее, испытывала ли она в чем-нибудь нужду.

Лиза стояла, меряя его насмешливым взглядом, улыбка кривила ее накрашенные губы. Лицо женщины казалось маской наигранной веселости, под которой скрывалось подлинное горе.

Дан кинул взгляд на сестру, совсем ему незнакомую.

Та стояла в нише окна и смотрела на мать с нескрываемой враждебностью. Услышав вопрос Дана, она быстро опустила глаза.

— Ах! — сказала Коринна. — О, я не знаю. Я не очень люблю бабочек. Я ведь никогда не знала своего... отца!

И тут голос ее сорвался и перешел в тихие всхлипывания. Девушка опустилась на низкую атласную кушетку, расшитую драконами, и закрыла лицо руками; слезы катились сквозь пальцы и крупными каплями падали на паркет.

Лиза закричала на нее, не сдерживаясь:

— О, ради всего святого! Еще слез мне тут не хватало! Вон с моих глаз! Ты же знаешь, Коринна, я никогда не разрешала тебе плакать, да еще по такому поводу! Рыдать о том, чего ты даже не знала! Какая глупость! Отправляйся немедленно к себе!

Девушка не двинулась с места. Мать повернулась к Дану:

— Вот видите, что вы натворили! Что, Джеррольд специально прислал вас сюда, чтобы не дать мне спокойно жить? Что он просил мне передать? Скажете вы, наконец, или нет? Я не хочу больше тратить на вас время.

Дан снова перевел взгляд на Лизу.

— Все, что отец хотел вам сказать, содержится вот в этом письме, — тихо произнес он, доставая из кармана конверт. — Я не хотел причинять вам неприятности. Хотя вы сами, похоже, никогда не задумывались, сколько горя принесли мне и отцу. Все эти годы я никак не мог совместить в своей душе идеал женщины, матери и жены с образом той, которая могла оставить такого человека, как мой отец, да еще с маленьким ребенком. Мне трудно было поверить, что вы сделали это по доброй воле, а не в силу обстоятельств, но теперь я вижу, что это было именно так. Вот ваше письмо!

Он протянул ей конверт, Лиза схватила его. И на ее лице мелькнуло странное выражение, а в глазах вспыхнул злой огонек.

— Достаточно я уже наслушалась ваших упреков! — резко бросила она и быстро вышла из комнаты.

Дан стоял, глядя на дверь, за которой она исчезла, словно ожидая, что Лиза вернется. А у окна все еще рыдала Коринна.

В комнате было совсем тихо, слышались только тихие судорожные всхлипывания. Через некоторое время Дан наконец очнулся и заметил, что она плачет. У него было ощущение, что он находится в чужой, незнакомой стране и не может привыкнуть к чуждым звукам и окружению.

Девушка сидела опустив голову и закрыв лицо руками — воплощение горя и отчаяния, — что никак не сочеталось с ее вызывающим нарядом. Ей сейчас подошло бы одеяние уличного беспризорника. Она казалась маленькой и трогательной, с яркими, спутанными волосами, на которые падал луч света из окна, — и сердце Дана вдруг переполнилось жалостью к ней. Сестра! Родная сестра! Такая расстроенная!

— Почему вы плачете? — спросил он одновременно с удивлением и заботой.

Она подняла на него залитое слезами лицо. Тушь растеклась, помада была смазана. Он смотрел на нее, ошеломленный, потом поспешно отвел взгляд, словно видеть ее такой было выше его сил.

Коринна заговорила тоненьким, жалобным голосом, в бессильной злости сжав кулачки.

— Все это ужасно! — Она передернула плечиками. — Чья-то мать! Чей-то отец! Ты приехал, и мы совсем не знаем друг друга. Меня все это бесит. У меня никогда не было отца! А мне он был так нужен! — Она снова спрятала лицо в ладони.