Когда вечеринка подходила к концу, он все еще лип к ней, как мокрый лист к забору. Остальные уже начали расходиться, а он явно не торопился. Элиза ушла на кухню мыть посуду, но он маячил в дверях. Она вытерла руки, выдумала какой-то предлог, что-то насчет того, что ей нужно переговорить с Роландом, протиснулась мимо него в коридор, но он прыгнул вперед, схватил ее и втолкнул обратно на кухню.
Его руки сцепились у нее за спиной.
— Теперь ты попалась, — прорычал он. — На этот раз не улизнешь. — Он стал неразборчиво что-то бормотать в ее волосы. — Значит, ты не такая уж невинная малышка, какой притворялась, а? Ты ведь пыталась меня провести, строила из себя такую скромницу, а? Я тебя отучу играть со мной!
Он безуспешно пытался прикоснуться губами к ее рту, но ее тактика уверток распалила его еще больше. Он начал бешено ласкать ее. Он был неловок, у него ничего не получалось, и, когда он прижал ее силой к столу, она вся скорчилась и стала выворачиваться, и умудрилась единственно своей настойчивостью высвободить одну руку, и воспользовалась этим, чтобы залепить ему оглушительную оплеуху.
Он тут же отпустил ее, лицо у него было красным, грудь тяжело вздымалась. Он не мог связно говорить от гнева. Прижав руку к пылающей пунцовой щеке, он вылетел из кухни, тяжело протопал по коридору и выскочил из дома, громко хлопнув дверью.
Элиза сползла в кресло и закрыла лицо. Ее колотила дрожь. Когда кто-то вошел, она даже не подняла глаз.
— Что случилось? — спросил Лестер.
Она невнятно пробормотала, все еще пряча лицо:
— Это все твоя вина. Все, что ты наговорил про нас, как будто у нас с тобой роман…
— Но ты же сама хотела от него избавиться. Роланд мне сказал.
Она вздернула голову:
— Избавиться от него — да. Но все получилось наоборот. Он затащил меня сюда и… и хотел надругаться надо мной!
Лестер нахмурился, но, когда она сказала с явным оттенком гордости о том, что влепила ему пощечину, он усмехнулся:
— А, значит, маленькая мышка снова превратись в тигрицу! Вот, это глубоко спрятанная в тебе агрессивность. Держу пари, — и в глазах его появился азартный охотничий огонек, — какой-нибудь мужчина в один прекрасный день приручит тебя.
Элиза встала, пошатываясь.
— Все равно. — Она смягчила тон и посмотрела на него. — Спасибо, что пытался помочь мне. Это правда. Я на самом деле хотела от него избавиться.
В его взгляде, который стремился встретиться с ее глазами, возникло озадаченное выражение, и теперь уже была его очередь расшифровывать послание без слов, направленное ею. Он поднял руки, прикоснулся к се лицу и прошептал:
— Ты так на меня смотришь, как будто хочешь, чтобы я поцеловал тебя. Ты об этом знаешь?
Она покачала головой и ждала. Он обнял ее, склонил к ней голову, и поцелуй, который он подарил ей, затронул драгоценный ларец чувств в ее груди — он резко раскрылся, и все содержимое высыпалось. Она ответила на прикосновение его губ, как любая другая девушка, которая любит. Она приникла к нему, уступая, и в ответ на ее страсть он прижал ее ближе к себе и обнимал так нежно, как никогда до этого. Она не отпрянула, не отшатнулась от него, как сделала бы раньше. Она целиком отдалась наконец-то экстазу наслаждения быть в объятиях мужчины, которого она любит, и мысли плыли в ее мозгу, как обрывки облаков в ясном небе: «Если он так меня обнимает, значит, он должен, должен любить меня».
Но он поднял голову, освободился из ее объятий и отстранил ее от себя.
— Спокойной ночи, Элиза, — тихо произнес он и пошел домой.
Она упала на стул, чувствуя свое поражение. Вот, она попыталась сказать ему, что любит его, об этом говорили ее губы и руки. Но он предпочел не обращать на это внимания. В безысходной тьме ее отчаяния возник тонкий лучик света, как солнце, когда оно пробивается сквозь густую завесу туч. Она не холодная. В ней были тепло и страсть, как во всякой женщине, потому что в объятиях Лестера она ожила. Но солнечный свет превратился в тень, когда она вспомнила, с чувством унижения, твердость и окончательность его отказа.
Через несколько дней после вечеринки Элиза спросила у брата:
— Когда Лестер ездил к родителям, ты не знаешь, он виделся с Ниной?
Роланд опустил книгу, выражая неудовольствие от того, что его беспокоят:
— Да, виделся. А что?
Она постаралась, чтобы голос звучал равнодушно:
— Просто интересно, восстановили ли они помолвку.
— На это я могу ответить точно. Нет.
Читать дальше