Аннемари Шоэнли: Строптивая женщина

Для меня до сих пор остается загадкой, как я умудрилась дожить до восемнадцати лет, не проявляя ни к чему явных пристрастий, без симпатий и амбиций. Но это было действительно так. Мой отец не требовал от женщин многого. «Женщинам место в кухне», — говаривал он, ухмыляясь, двум моим младшим братьям, когда они делали что-то лучше, чем я. Они плохо учились, но в глазах моего отца это лишь доказывало их мужские способности и нормальные наклонности — в отличие от «неких баб», непременно стремящихся куда-то наверх.

Моя мама никогда не оспаривала таких утверждений отца — может быть, потому, что в глубине души сама считала, что от женщин не бывает особого прока. Она постоянно напоминала мне о скромности, подразумевая под этим нечто иное. Она полагала, что я не имею права предъявлять к мужчинам какие-то требования, а, напротив, должна делать то, что они от меня ждут. Что ж, это как раз понятно: мужчинам требовалась «хорошая» жена. Она не объясняла мне, что это значит, однако я и сама это знала. Хорошая жена— это значит полная идиотка. Она балует мужа, поддерживает его, заботится о нем, сострадает… А что получает взамен? Деньги на хозяйство, которых постоянно не хватает, грубые словечки, когда хочется нежности, упреки, если она допустила хоть в чем-нибудь слабинку. Нет уж, спасибо, думала я и клялась себе, что моя жизнь сложится совсем по-другому.

И тут-то, в восемнадцать лет, я встретила Бернхарда Штритмайстера: он монтировал в нашей школе распределительные щиты. Ему было двадцать шесть лет, он работал инженером-электриком и излучал такую мужественность, что это должно было бы насторожить меня. Но я в это время в очередной раз поссорилась с отцом, была ужасно расстроена, а под рабочей курткой Бернхарда оказалась широкая мужественная грудь. И бумажник тоже присутствовал.

Я была так очарована знакомством с блестящим молодым человеком, что отмахнулась от здравых советов моей подруги Иоганны, которая уговаривала меня сходить к гинекологу, чтобы он выписал мне пилюли. Но я положилась на опыт Бернхарда, практиковавшего прерванное половое сношение. Это действо каждый раз безмерно пугало меня. Он проделывал его рывком и так торопливо, что я спрашивала себя: уж не становится ли у меня внутри в решающий момент так горячо, что он выскакивает оттуда, боясь обжечься?! Оргазма я ни разу не испытала, но считала это в порядке вещей, потому что в проштудированных мной любовных романах об этом не было сказано ни слова, главное ведь — чтобы Бернхард был доволен.

Видимо, однажды коитус оказался недостаточно прерванным. Я забеременела, бросила школу, и мы поженились.

В дверь позвонили. Это Давид. Как всегда, когда я его видела, на секунду у меня замирало сердце. В этот момент я чувствовала себя одной из тех женщин, что год за годом наблюдают за своим любимым киногероем. В результате он кажется им таким близким, как будто они дотрагиваются до него, говорят с ним. При этом они, конечно, осознают, что лицо, которое они так любят, меняется с годами так же, как и их собственное, но надеются предотвратить это. Отец Давида был шведом, мать — немкой. От матери он унаследовал деловую хватку, а от отца — неподражаемо элегантную внешность и густые светлые волосы.

— С днем рождения, Марлена! — произнес он и преподнес мне белую розу.

Я улыбнулась. Такую же белую розу преподнес он мне в мой первый рабочий день в издательском доме Винтерборна. Я устроилась туда секретаршей и нашла в приемной эту розу на моем рабочем столе. Неужели это было четырнадцать лет назад?

Я откупорила шампанское.

— Что у вас с Каролой?

— Она подала на развод. Мы встретились вчера у адвоката. Я буду рад, если все наконец закончится, — он склонил голову ко мне на плечо — очень устало, как мне показалось.

— Ты жалеешь о работе в издательстве? — спросила я.

— Да. Конечно. Я вложил туда столько сил и энергии. И любви. — Он засмеялся. — Иногда мне кажется, что я и на Кароле женился из-за Георга. Прежде всего я был влюблен в своего свекра и в его издательство. — Он замолчал, и я опустила глаза, пытаясь избежать его взгляда. По нашей молчаливой договоренности мы не упоминали имени Георга. Было слишком больно говорить об этом.

— Карола назначила нового заведующего производственным отделом, — сообщила я.

— Я его знаю?

— Он из Гамбурга. Совсем молодой.

Давид горько улыбнулся:

— Молодой… А ты? Как у вас складываются отношения с Каролой?

— Она избегает меня, но в то же время нуждается во мне. У моего отдела прекрасные показатели.