Аннемари Шоэнли: Строптивая женщина

Марлена вернулась в кухню и принялась собирать грязную посуду. Неужели Бернхарда тоже посещают подобные фантазии? Может быть, он тоже хочет стать борцом за справедливость или воспользоваться услугами шлюхи? Тогда они вполне могут пересечься в фантазиях и начать наконец осмысленную жизнь.

Она подошла к окну. Деревья стояли голыми, трава на газоне была еще бурой, прошлогодней. Юная пара бежала к автобусной остановке. На строительных лесах работал молодой мужчина. Солнце путешествовало по стенам домов, освещая хилые, обвисшие плети плюща. Птицы щебетали так неуверенно и вопросительно, как бывает только очень ранней — даже еще не начавшейся — весной. Неожиданно надежда шевельнулась в душе Марлены. Несмотря ни на какие внешние обстоятельства, жизнь стоит того, чтобы ее продолжать. Ей очень понравилась эта фраза, которую она вычитала у Симоны де Бовуар. Теперь, осознав парализующую опасность любовных романов, она обзавелась абонементом городской библиотеки. Еще одно выражение из мемуаров Симоны де Бовуар она выписала вчера вечером на бумажку и подчеркнула красным фломастером: «Теперь я больше не сомневалась — я человек особого свойства и должна что-то совершить».

Да! Она отбросила в сторону полотенце, которым вытирала посуду. Наверняка Симона де Бовуар подразумевала под этим «что-то» не мытье посуды.

Ее родители ссорились. Отец стоял в кухне, спущенные подтяжки болтались поверх брюк. У него было несколько выходных дней, которые он проводил за телевизором, по большей части в полудреме.

Мать Марлены, небольшого роста — на голову ниже мужа, — худенькая, начинающая седеть женщина с робкими карими глазами, пыталась вытолкнуть отца из кухни.

— Я терпеть не могу, когда ты ходишь по дому в нижнем белье.

— Дома я могу одеваться так, как мне удобно.

— Ужасно, когда мужчина так опускается. На тебя просто неприятно смотреть.

— Ну так не смотри! Когда наконец меня накормят?

— И не рассчитывай. Я еду с Марленой в город. В конце концов я тоже заслужила отдых.

— Ты? А от чего же тебе надо отдыхать?

— От тебя, от мальчишек и от всего этого бардака вокруг. — Она показала на груду грязной посуды, загромоздившей раковину.

Отец достал из холодильника банку пива, рывком открыл ее, так что пена зашипела, и пошел обратно в комнату к телевизору.

Марлена взяла губку и стала мыть посуду. Какой бред! Где бы она ни была — дома или у родителей, — первым делом хваталась за губку или полотенце. Как будто замужество и материнство включили в ней некий механизм, заложенный еще при рождении — в тот самый момент, когда врач извлек ребенка из утробы Тилли Шуберт и установил, что он женского пола. Нечто вроде магнитофонной кассеты, вставленной в голову маленькой девочки, которая рано или поздно включится и начнет заливисто выводить десяток золотых правил «Как мне стать идеальной женщиной». Тогда как младенцу мужского пола впору было украшать пенис бантиком и вешать на грудку плакат, удостоверяющий, что по праву рождения он освобождается от низменного домашнего труда.

Мать стояла у стола и протирала пыль с вазы с искусственными гвоздиками. На подоконнике лежал очередной любовный роман в яркой обложке.

— Уехала бы ты на пару дней к тете Хеди. Посмотрим тогда, как они без тебя справятся, — посоветовала Марлена.

Мать испустила язвительный смешок:

— Хеди купила новый буфет в гостиную. Придется целый день им восхищаться. — Она поставила вазу точно в центр стола. — Кроме того… Кто же займется здесь посудой, стиркой? Ведь мальчикам каждый день нужны свежие рубашки.

«Мальчикам» было уже за двадцать.

— А как твои дела? — спросила мать после паузы.

Марлена пожала плечами:

— Нормально.

— А как Бернхард?

— Ожидает очередной большой заказ. Мама, мне совсем не хочется говорить о Бернхарде. — Марлена порывисто повернулась к матери. — Я тебе уже говорила: я не собираюсь провести всю жизнь в этой чертовой кухне, обслуживая своего муженька и читая на сон грядущий какой-нибудь очередной слащавый романчик. — Она бросила презрительный взгляд на подоконник.

Мать испуганно покосилась на дверь в комнату.

— Ничего страшного не случится, если отец это услышит, — насмешливо сказала Марлена. — Мы не в средневековье в конце концов.

Но мать плотно закрыла дверь и перешла на шепот:

— Не понимаю, чего тебе еще надо. Бернхард позволяет тебе делать все, что хочется.

Марлена рассмеялась:

— То, что ему хочется, а не то, что мне.