Мюриел Болтон - Золотой дикобраз

— Сир, моя кончина наступит за три дня до вашей!

В испуге король отменил свой приговор и долгие годы опекал астролога, как лучшего друга.

Вот и сейчас вопрос прозвучал столь неожиданно и неуместно, что Марию вдруг разобрал смех, и ничего она не могла с собой поделать, несмотря на явное неудовольствие монарха. Она была счастлива, и ее радовало все, совершенно все. Мария откинулась на атласную подушку и смеялась так, что заболели ребра.

Более опытный и хладнокровный Карл тоже был на седьмом небе от счастья, однако предпочел объясниться, слукавив:

— Я полагаю, это означает следующее: поскольку вы были столь добры, дав младенцу свое имя, он, в свою очередь, тоже пожелал вам дать что-нибудь.

— Ах, вот что это означает, — холодно заметил король. — В таком случае поблагодарите его от моего имени и передайте, что впредь я предпочел бы обойтись без подобных интимных подарков.

— Сейчас ему просто больше нечего вам предложить, — сказал Карл, а Мария вновь разразилась хохотом.

— У него есть Орлеан, и этого уже достаточно! — в свои слова королю удалось вложить как можно больше сарказма. — Кстати, я еще не поздравил вас, мадам. Не каждая женщина способна столь неожиданно подарить супругу наследника. А главное, — столь своевременно.

Карл слегка приуныл, а у Марии немедленно пропало желание смеяться. Видимо, до них тоже дошли слухи.

Она поблагодарила короля за поздравление, сделав вид, что не заметила никаких намеков.

— Благодарю вас, — ответила она. — Этого события мы ждали долгие годы. Я тоже еще не успела поблагодарить вас за то, что вы милостиво согласились быть крестным отцом нашего маленького Людовика. Это также было для нас неожиданно.

— Все это не стоит мне ровно ничего. Тем более что малыш мой кузен, — в устах короля эта фраза прозвучала довольно грубо. — Я счастлив быть занесенным в список его отцов.

Произнося эти слова, он наблюдал за выражением лица Марии. Увидев, как зарделись ее щеки, он почувствовал себя чуточку лучше. Ему тут же захотелось выложить им про свои намерения относительно ребенка, они пришли в голову, когда он держал его на своих руках и клялся перед алтарем быть младенцу вторым отцом.

Разумеется, в первую очередь крестный отец надеялся на смерть ребенка. На это всегда нужно надеяться, но, поскольку младенец является предполагаемым наследником престола Франции, предпринимать что-либо в этом направлении сейчас никак нельзя. Да, да. Если король умрет, не оставив сына (а его у него пока нет и, видимо, не предвидится), то этот ребенок Марии и один Бог знает чей станет королем Франции. Ежели ребенок умрет, а в обстоятельствах его смерти будет что-то необычное, найдутся многие, кто заподозрит короля. Буря, которая может подняться после этого, способна смести Людовика с трона. Значит, остается надеяться только на то, что ребенок родился слабым и болезненным, и в конце концов какой-нибудь фатальный недуг скосит его, словно сорную траву.

С улыбкой посмотрел король на герцога и герцогиню Орлеанских, стараясь придать своему облику злого коршуна как можно более благочестивый и доброжелательный вид.

— В судьбе маленького Людовика я намереваюсь принять самое горячее участие. Ваш сын — мой кузен и крестник. Я дал ему свое имя и собираюсь дать много больше. Я отдам ему свою дочь!

Он увидел, как супруги обменялись ликующими взглядами, и это ему не понравилось. Людовику захотелось сделать им больно. Не зная пока, как это сделать, он продолжил:

— Думаю, через несколько лет мы объявим об официальной помолвке. Я желаю, чтобы он как можно чаще бывал в моем доме, в Туре, чтобы он привык к моей семье. К тому же я хотел бы лично следить за его образованием.

Затем с непроницаемым видом он принял их горячую благодарность и быстро покинул опочивальню. Находиться там дольше Людовик не имел никакой возможности. Глядя на счастливые лица родителей, ему хотелось немедленно задушить их обоих.

Сразу же после его ухода Мария забралась в свою обширную постель под балдахином и принялась успокаивать дитя, которое все это время не переставало плакать. Ребенок протестовал против мира, в котором невинных младенцев забирают из теплой колыбельки и, прижав к жесткой мужской груди, несут к купели, где окунают в холодную воду.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — нежно шептала Мария.

Никогда еще она не была столь счастлива. Подлинное блаженство вот так переводить взгляд с ревущего младенца на супруга и обратно. Супруг в это время глядел в окно, обозревая свои родовые владения. Теперь они перейдут к сыну. А он-то боялся, что у него никогда уже не будет сына.