Елена Гостева: Стрекозка Горгона в столице

– Здесь дух нехороший!

– Военный, Ваше величество, – с почтительным поклоном отвечал встревоженный директор Перский.

– Отсюда Рылеев и Бестужев! – обвиняющим тоном продолжал император.

– Отсюда Румянцев, Прозоровский, Каменский, Кульнев и отсюда Толь, – напомнил Государю директор.

– Они бунтовщиков кормили! – сказал, указав на кадетов, государь и надменно, вопрошающе посмотрел в глаза директору.

– Они так воспитаны, Ваше величество: храбро драться с неприятелем, но после победы призревать раненых, как своих.

Да, кадеты не чувствовали за собой вины: перевязать раненых, накормить их – это же не измена, а милосердие…

Николай Павлович молча прошёл вдоль строя, оглядывая юношей строго и, более ничего не сказав, удалился, увёл за собой повторяющих каждое его движение, чуть ли не каждый взмах его царственной руки, только полусогнутых в поклонах адъютантов. А в зале ещё долго стояло ничем не нарушаемое напряжённое молчание.

Понемногу восстановилась привычная жизнь: занятия в классах, на плацу, в фехтовальных и танцевальных залах, и о событиях, случившихся после присяги новому императору, старались не вспоминать. По крайней мере – вслух…

В апреле в корпусе проходили экзамены. Самый высший балл за предмет – 12. Существовал список, из которого было видно, кто из кадет набирает баллов больше всего. Сергей и его друзья чаще всего как лучшие из гренадер были в числе первых. Лишь с Жоржем случалось всякое: он бывал и первым по списку, и двадцатым, и тридцатым. Он обладал прекрасными, почти гениальными способностями, однако ему не хватало усидчивости, и крепко подводили оценки по поведению.

Одновременно с экзаменами начиналась подготовка к ежегодному майскому параду, в котором участвовал сводный батальон из кадет, юнкеров, учащихся всех столичных военных училищ и дворянского полка, в него отбирались лучшие воспитанники каждого заведения. Подготовка к параду шла на огромном плацу первого корпуса, здесь было где развернуться, мог парадировать целый полк военного состава! Репетировали церемониальный марш. Гоняли юношей долго, команда: «Батальон, кругом… марш!» повторялась раз за разом, все старались, однако командиры вновь и вновь находили причины, чтоб придраться. Сверкали штыки мушкетов, гулко нёсся удар «с носка!», «ать, два, ать, два!», проплывали мимо зрителей стройные, сплочённые ряды (зрителями были младшие кадеты, аплодирующие старшим товарищам).

За время учёбы Сергей полюбил эти учения, он уже испытывал восторг от чёткого, размеренного печатания маршевых шагов, когда на плацу собраны несколько рот, и по команде все выполняют одну и ту же команду, все – как один! В этом было что-то очень значительное, мощь, слаженность, и казалось, если вот так они отправятся на неприятеля, никто не сможет устоять против их сомкнутого строя.

Также любили кадеты военные прогулки по городу с горнистами и барабанщиками, и каждый раз радостно подмечали, как прохожие любуются ими. Проходя мимо памятника Петру Первому, обязательно подтягивались, гремела команда ротного: «Смирно! равнение налево!» Возле памятника обязательно стоял на часах дворцовый гренадер, он отдавал кадетам честь, держа «на караул». Затем шли на Марсово поле, там можно было отдохнуть. Кадеты сами превращались в зрителей, наблюдая за учениями гвардейских полков. Все уставали от подобных «фронтовых» прогулок, особенно, если маршировать приходилось по талому снегу или по грязи. Но воин должен был быть вынослив, неприхотлив, и ребята терпели. Слова Суворова: «Тяжело в ученье – легко в бою» ободряли и подхлёстывали их.

Особое удовольствие доставляли мальчишкам выходы торжественные, парады, смотры, на которых бывал император, когда позволяли выносить знамя. Их юные души ликовали от восторга. Это случалось нечасто, майский парад был великим событием. Потому готовились тщательно, заранее оповещали родственников, знакомых барышень, и те собирались на площади, где назначен смотр, а если туда уже было не протиснуться (зрителей всегда набиралось больше, чем могло вместить Марсово поле), то выстраивались вдоль проспектов, улиц, по которым кадеты маршем шли к месту сбора. Дамы, барышни обмирали от восторга, указывали друг другу: «Смотрите, мой сын!.. мой брат!..», махали платочками. А сыновья и братья бросали на родных, знакомых взгляды искоса, улыбались горделиво, но подать знак, ответить на приветственные возгласы права не имели, зато ещё более подтягивались, держали равнение, старались выглядеть ещё более браво.