Сергей с друзьями в первый раз отлучился из казармы с помощью, что пришла из города – от Николая Целищева. В корпусе считалось низким делом подкупать солдата, стоявшего на часах – директора и всех преподавателей отличали безукоризненная честность и высокие понятия о моральных качествах. Даже секуна Осаксена – тупого тупея, нельзя было упрекнуть в неблагородном поведении. Эти же понятия о чести дворянина, о достойном и недостойном, прививались воспитанникам. Никто из кадет не завёл бы с солдатом разговор о плате за выход в город. Но Николай, свободно бродя вокруг зданий корпуса, поболтал с одним солдатом, с другим – он-то ведь от моральных обязательств был свободен – наконец, нашёл того, кто, поколебавшись, согласился выпускать и впускать кадетов, но только за хорошую плату! Деньги платил Николай.
Старшие гренадеры, конечно же, об этом прознали, вызвали на допрос. Солдаты-часовые, берущие деньги, вызвали омерзение. Ведь так часовой может за деньги и врага пропустить! Но самих кадет, пользующихся этим низким человеком, решили не наказывать, то есть не одобрили, но и не запретили. Хотя выговорили, что уважения достоин тот кадет, который только себя подвергает опасности, самолично из окна вылезает, через стену перебирается, а не тот, что словно ростовщик, подкупает часового, чем поощряет предательство. Юные гренадеры запомнили выговор и решили, что будут дальше только записки Николаю через солдата передавать, а просить, чтобы он их выпустил, лишь в самом-самом крайнем случае. Не хотел мириться с этим решением один Жорж: он был не прочь гулять по ночной столице почаще.
Во время одной из таких прогулок кадеты познакомились с баронессой Нессер. Они тогда только успели зайти в трактир, как увидели, что следом входят два жандарма, и решили ретироваться. Николай попросил половых трактира вывести компанию через задний ход, но жандармов увидели и здесь. Мимо проезжала богатая карета, и Жорж на ходу запрыгнул в неё, чем поначалу перепугал сидящую там даму, а потом рассмешил, умоляя спасти юношей от произвола полиции, и она приказала кучеру развернуться и ехать медленно, подбирая всю компанию. Баронесса привезла юных шалопаев к себе домой, чаем напоила, расспрашивала о жизни в корпусе, смеялась над забавным, сочувственно покачивала головой, узнав, что их могут ожидать розги, если имена получат огласку. После приказала кучеру отвезти мальчишек к корпусу, но не в карете, а на каких-нибудь санях поплоше, укрыв их рогожей. Вечер у баронессы кадетам запомнился. Жорж Стародубцев фантазировал вслух, как бы приударить за красавицей. Но летом, когда баронесса, выехав на дачу под Красным Селом, пригласила их к себе на вечер, Жорж с досадой уяснил, что дама отдаёт предпочтение Лапину.
А до этого, ещё весной, нарвались на неприятность более серьёзную, которая для Сергея могла закончиться плачевно. Оправданием могло служить лишь то, что это случилось в отпускной день. Стародубцев, Лапин, граф Звегливцев, Руперт зашли в трактир, не особо печалясь, что их здесь застанут, уселись за столик, поджидая Целищева. За двумя соседними столами шумели студенты. Увидев юношей в знакомой форме, к кадетам подошли два гусара, оказалось, тоже бывшие кадеты. Завязался разговор, гусарам было интересно послушать новости об alma-mater, о знакомых педагогах. В это время Сергей увидел, что к их компании между столиками пробирается Николай. Увы, он запнулся за длинные ноги полупьяного студента, загораживающие проход, на ходу извинился, хотел пройти дальше, но был остановлен окриком: «Куда прёшь, морда? Не видишь, что здесь дворяне? Как смеешь?» Студент вцепился в сюртук Николая и не желал отпускать. Форма коммерческого училища свидетельствовала, что тот, кто её носит – не дворянин, а скорей всего – сын купеческий, а студенты не упускали случая подшутить над купцами довольно грубо. Студенты университета носили на поясе шпаги – пусть тоненькие, почти карандаши, но всё-таки это было свидетельством их принадлежности к дворянству! Учащиеся коммерческих училищ права на шпаги не имели. Студент, пошатываясь, встал и замахнулся на Николая. Но вскочил Сергей и перехватил его руку. У кадет-то шпаги были, причём посолидней студенческих.
– Это мой друг, не смейте его оскорблять! Извинитесь, если не желаете иметь дело со мной!
Студент просить прощения отказывался, наоборот, стал потешаться, мол, дворянин, вступающийся за какого-то купчишку, смешон. Студенты редко отказывались от возможности побузить, тем более, если были навеселе. Студентов было больше, их пыл охлаждало лишь присутствие офицеров. Дело шло к дуэли. Гусары, Корф и Черский, не поняли, с какой стати Лапин вступается за человека не своего сословия, однако вмешались: кадеты-то были своими. Сказывался извечный антагонизм военных и штатских. Гусары лучше других знали, что может грозить кадету в случае дуэли, и утихомирили компанию обещанием, что всем необходимо встретиться завтра и всё обсудить на трезвые головы, и что они готовы быть секундантами кадета в случае необходимости. Задира не хотел успокаиваться, кричал: «Ах, вы считаете меня пьяным?», но того сдерживали его же друзья. Надо было обсудить случившуюся ситуацию в более спокойном месте. Взяли извозчиков, поехали к Целищеву. Анастасия Павловна очень взволновалась, сказала, что никак нельзя допустить, чтобы дуэль состоялась – это погубит всю будущность Сергея. Посетовала, что отца нет в городе, он бы смог разрешить.
Читать дальше