Мариам Тиграни - Роза Ветров

Столик, который по обыкновению занимали друзья, стоял у самого входа и, укрываемый от людей вазой с пышным папоротником, смотрелся немного отстранённо. Это, впрочем, не мешало юношам, что сидели за ним, чувствовать себя частью веселья. Другим же, по причине общего прошлого, что слишком крепко связывало всех четырёх, не удавалось разделить счастья с ними.

– Он бы и сейчас ужаснулся, узнав, где я провожу вечера, – усмехнулся Гена, осушив свой стакан и, вытерев рот рукавом, оглянулся по сторонам. Ни одной обаятельной гетеры рядом! – Ах, бедный мой дядя. Несмотря на все старания, ему так и не удалось вырастить из меня образцового османского гражданина.

– Ты никогда и не хотел быть образцовым османским гражданином, – не без иронии заметил Мехмед, единственный из всей компании не прикоснувшийся к вину и еде с начала вечера. Рамадан!.. – Или станешь спорить?

– Не будь это ты, Мехмед-бей, – со вздохом отозвался Вачаган, достал деньги из кармана и, пересчитав их, отдал трактирщику. Сегодня за его счёт! – Не переживай: заспорил бы.

Взрыв хохота не заставил себя долго ждать, и даже серьёзный Мехмед не удержался от улыбки. Только посетовал на друзей за то, что затащили его в мейхане даже в священный пост. Слушать громкую музыку в общественных местах? Тоже ведь харам! И что скажет по этому поводу жена?..

Почтенный Абдулла-эфенди, чьи проведённые на этой земле годы приблизились к шестому десятку, уже давно отошёл от дел, но, если бы он мог видеть своих учеников в ту минуту, то ничуть бы не удивился. Воспитанники, попавшие под его кров неокрепшими юнцами, выросли в самых настоящих львов! Только привычкам ведь своим… совсем не изменяли.

Сын дипломата Румянцева оставался тем же розовощёким гладковыбритым пареньком с длинными ресницами, красиво очерченным профилем и бархатными голубыми глазами, коим и был когда-то. Мечта любой девицы!.. И всё такой же совестливый… Вачаган? Наследник нефтяной корпорации – высокий, темноволосый, деловитый, только нос чисто армянский – с горбинкой. Сын ныне опального Мустафы-Паши, вечный заводила, грозный Мехмед? Ранняя женитьба и ответственность, с ней сопряжённая, не пошли ему на пользу, и широкие, сильные плечи как будто поникли, а чёрные глаза потеряли былой блеск. Что до Геннадиоса, то племянник – любитель женщин и вина! – поменялся, пожалуй, меньше всех. Балагур и смутьян, каких поискать, и даром, что внешне – светло-русый и сероглазый! – совсем не похож на эллина!

Слушая споры друзей, и Дима смотрел на них с нежностью. Обращаясь в мыслях к тому пресловутому дню, положившему начало их дружбе, он благодарил за него небеса. А ещё милого, милого сердцу муаллима!.. Его он вспоминал почти так же часто, как и дядя Абдулла поминал добрым – всегда ли добрым? – словом всю четвёрку. Каким невыносимым Дмитрию и Геннадиосу показалось то наказание: двадцать четыре часа просидеть взаперти с мальчишками, которых терпеть не можешь?!.. Никто из них не предполагал, что, выйдя из пустого класса только на следующий день, все четверо отныне не захотят расставаться.

С тех пор мейхане стал неотъемлемой частью их жизней. Гостя в Петербурге, Дима неустанно думал об этом месте и тех людях, что связывали его с ним. Выросший в пёстрой восточной столице, юный граф Румянцев водил дружбу с теми, чьи предки испокон веку жили на этой земле. Но он сам никогда не скажет того же о себе! Он лишь перелётная птица, случайно залетевшая в чужое гнездо… Когда попутный ветер принёс Румянцевых в Константинополь, родная Россия перестала быть их домом. Но как же быть тому, для кого с тех пор существовало целых два дома?..

Дима пару раз моргнул в надежде отогнать от себя навязчивые мысли. Тем временем Гена, никогда не знавший забот, вышел из-за стола и, забрав у одного из музыкантов барабан, стал увлечённо стучать по нему пальцами. Публика, среди которой нашёлся не один гордый эллин, с восторгом принимала соотечественника. Музыку из критского молодца ничем не выбить, как и из Вачагана – цифры!

– Мехмед, – вдруг позвал Румянцев, когда озабоченное лицо турка стало слишком выбиваться из общего веселья. – Ты бледен. Не хочешь проветриться?

– Пустяки!

Мехмед лишь отмахнулся, сказав, что всегда с трудом переносил первые дни священного поста и после постного дня с облегчением отправил в рот кусок баранины. Вечернюю молитву только не прочитал!..

– Хорошо, что муаллим этого не видит!.. Наш Геннадиос неисправим, не правда ли?.. – с нескрываемой насмешкой заметил Вачаган, когда Гена, исполнявший танцы на пару с местной певичкой, поцеловал её прямо в губы, а толпа разразилась громкими аплодисментами.