Мариам Тиграни - Роза Ветров

– На этот раз я выпорю тебя ремнём! И мне всё равно, что будет говорить твоя мать! – всё гневался Генин дядя на родном наречении, которое, по всеобщему мнению, уже давно позабыл. Поговаривали, что он принял мусульманство только ради злачного места, но втайне оставался православным греком и молился перед сном у икон. Старик боялся за свою голову и делал всё, чтобы опровергнуть эти слухи, пять раз в день, как положено, читал намаз и держал пост. Но племянник каждый день пускал в воду все его старания с тех пор, как приехал!.. Пока Абдулла-эфенди гостил у санджак-бея Амасьи, муаллимы 28 28 . Муаллим (турк.) – учитель постоянно писали ему жалобы на Геннадиоса. А теперь ещё и драка с сыном Мустафы-паши!.. И сына русского посла втянули, и младшего Гюльбекяна!..

– Митера поймёт меня! – всё ещё дерзил племянник. – Она знает, что мой отец поступил бы так же!

– И слышать не желаю никаких оправданий! Сейчас вы у меня узнаете, что такое гнев муаллима, – ворчал Абдулла-эфенди, всплёскивая руками. Он подозвал к себе агу и остальных проходимцев, поставил их в ряд и, тыкая в спину парней указкой, приказал им идти вперед через весь сад и коридор. Гене опять досталось больше всех, но он не смотрел на сообщников, и даже Диме не удалось поймать его взгляда.

Негодникам, подслушивавшим разговор из своих комнат, тоже пришлось несладко. Грозясь наказанием, почтенный эфенди разогнал их всех по делам – пусть собираются на завтрак и на занятия, а не глазеют по сторонам в такой час! – после чего затолкал Геннадиоса и трёх его сообщников в пустой класс и, звеня ключами, вышел за порог. Ага, стоявший за спиной директора, сочувствующе покачал головой.

– Посидите здесь взаперти, пока не образумитесь, – запыхавшись от бега, сказал муаллим и взялся за ручку двери.

– Ладно эти бессовестные, но вы-то, Дмитрий Александрович?!.. Ваш отец – дипломат, а вы дерётесь?

Напоследок покачав головой, Абдулла-эфенди захлопнул за собой дверь и закрыл её на ключ с другой стороны. Дима почувствовал, как у него запылали щёки, а совесть принялась грызть и душить его. Что бы сказала Евдокия Петровна, если бы видела его сейчас? Пристыдила бы или поняла бы его? Какой бы совет старая няня дала своему воспитаннику?..

«Открой сердце для нового, и тогда ты найдёшь своё место», – эхом пронеслись в голове последние слова Дуси, и юный граф впервые поднял глаза на горе-зачинщиков. Грек, турок и армянин!.. Да уж, это-то точно новая компания! Где бы он нашёл себе таких друзей в Петербурге? Таких… друзей?..

Вачаган, Мехмед и Геннадиос уже забились каждый в свой угол кабинета и старались не разговаривать, чтобы не накликать очередной беды. Дима набрал в грудь побольше воздуха, вышел в центр и, осмотревшись по сторонам, приветливо улыбнулся каждому из собеседников.

– Давайте начнём всё сначала. Я – его сиятельство, Дмитрий Александрович Румянцев, русский граф родом из Петербурга. У моего отца есть имение в Оренбурге и одно под Тверью. У нас есть крепостные крестьяне, приказчик наш немец, а моя гувернантка – француженка, но я почти ничего не знаю об османах.

Тишина, воцарившаяся в комнате после столь пламенной речи, обескураживала, но юноша видел, что его слушали, и, выдохнув, продолжал:

– Я разъезжал всё детство, потому что мой отец – дипломат, но у меня никогда не было друзей. Я бы хотел узнать, что это такое. А вы?..

Задавая этот вопрос, Дима уже знал, что услышит утвердительный ответ.

ГЛАВА 2.

Константинополь, 1835 год

Сумерки понемногу опускались на весенний город, а над крышами домов через окна в мейхане виднелись купола Голубой мечети. Завсегдатаи трактира высматривали на горизонте Девичью Башню, а вода на берегах Босфорского пролива, соединявшего Чёрное море с Мраморным, приятно журчала где-то вдали, искрясь и переливаясь в лунном свете. В мае погода радовала теплом, и чистый воздух – как хорошо здесь дышалось полной грудью! – ласково касался щёк, будто гладил их. Полумесяц освещал путь, немного слепя глаза, а звёзды – после целого кувшина вина им искренне в это верилось, – исполняли любые желания, стоило к ним только обратиться.

– Муаллим так меня пристыдил, – ностальгически улыбаюсь, вспоминал юный граф Румянцев и спрятал в стакане раскрасневшееся лицо. – Мне казалось, что я провалюсь под землю.

В султанском мейхане, излюбленном всей компанией месте, царило привычное оживление. В помещении, прокуренном и пропахшем, играла переливистая восточная музыка, а тяжелая дубовая дверь не успевала закрываться. С трудом получив патент на продажу спиртного и использование вывесок, трактирщик теперь грёб деньги лопатами, но четырёх молодых людей, один из которых был племянником директора медресе и его хорошего знакомого, старик обхаживал с особыми почестями. По этой причине они даже называли его «Насух аби» 29 29 . Насух аби (турк.) – брат Насух , а Вачаган то и дело оставлял на столе чуть больше монет.