София Устинова - Сердце Аспида - Жена поневоле

То в одну сторону голову склонял, то в другую, на меня раскосыми зелёными глазищами таращился да из щелей носа пар пускал, словно раздумывал: сразу сожрать аль подпалить для начала…

А я равно с его дыханием своё затаивала да об каменную стену спиной прикладывалась, испуганно вздрагивая.

Хищная пасть приблизилась вплотную.

Я замерла, во все глаза на него глядючи.

Он коснулся прохладой носа моего лба и вниз заскользил, дорожку прохладную оставляя: по виску, щеке, шее, груди, животу… и обратно.

Как воротился к лицу, оскалил пасть, звук пугающе утробный издав, а когда щёлкнул зубищами за край горловины платья, меня сознание и подвело.

Очнулась уже на алтаре. Без цепей, кляпа…

Пока оглядывалась непонимающе, села, обхатив себя за плечи да вздрагивая от каждого шороха. Особенно темень меня влекла. Зачем-то всматривалась, Аспида выискивая, но только встала босыми ногами на холодный каменный пол, мой кошмар объявился:

– Очнулась? – его тихий голос прошелестел на всю залу ритуальную. Вышел из дальнего угла, откуда и первый раз показался Аспидом. Но тепереча в облике человеческом.

Поджарый, высокий, гибкий и хищный.

Вышел на свет, в отличие от наших мужей, шокировав своим полуголым видом. И ежели в терем к нам в рубахе и брюках являлся, то сейчас я тело его могла разглядеть от стоп до головы. А там было на что посмотреть.

На причинное место глаз не переводила, куда более зачаровали множественные рисунки, покрывающие и руки, и ноги, и торс. Что именно начертано, так сразу и не сказать – в скудном свете неразборчиво, но точно орнаменты и руны…

Это завораживало, особенно то, как играли блики от огня на его идеальном теле. Аж мурашки по коже высыпали от волнения. Дух захватывало, и сердечко маетно билось.

А потом я совсем от охватившего меня жара была готова сгореть, когда глаза подняла на лицо Аспида…

Поймал за бесстыдным рассматриванием. Пилил взглядом пронизывающим, и зелень необычайная в очах играла.

– И что же ты, Вольха Грозненская, так слаба духом оказалась? – его низкий голос тягучестью наполнил пещеру, и в теле моём вызвал дрожь ответную.

– Ладно, чувств лишилась, то со всеми бывает, но неужто ты и голос утратила? – прошелестело насмешливо и в то же время требовательно.

– Не утратила, – брякнула, силы сыскав. Никогда сопли не жевала да на кулак не наматывала. Меня хоть и в строгости воспитывали, учили не только уважению к старшим и всяко разным женским делам, но и премудростям житейским. И в особенности говорить, когда велено, ибо батюшка веровал, что, хоть мужи и управляли княжествами, рядом всегда место для жены было, и, ежели было что полезное сказать, пусть лучше поделится, чем безмолвием упрекает. Послушать – не беда, не убудет с мужика…

– Но боишься до сих пор, – а вот теперь откровенно глумился Аспид окаянный. Неспешно ко мне подошёл, нависая горой и чаруя обликом диким. – Я лишь год жизни просил, ежели меньшим сроком не обойдёмся…

– Я не смогу ВАС полюбить, – гордо голову задрала.

– А мне оно зачем? – прищурился Дамир. – Мне наследник надобен…

– И Вы отпустите, как срок выйдет?

– Ежели не оплошаешь ни в чём, как и обещал, отпущу.

– Что значит оплошаешь? – сердце биться перестало. И без того дышала урывками, а теперь и подавно голова кругом пошла, ноги ослабели.

– Ежели не разгневаешь да на клык не попадёшь… – последнее не то промурчал, не то прорычал, а по мне дрожь пробежалась от голоса его низкого и бархатного. Отшатнулась да в алтарь задом уткнулась, оказавшись в ловушке, куда сама себя загнала.

– Опять трусишь, – обронил Аспид, ступив ближе да руками в алтарь упираясь по обе стороны от меня. – А как же клятва верности? Почитать мужа своего… – намеренно протягивал слова, ко мне склоняясь.

– Так я от клятв не отрекаюсь, – мотнула головой. – И от долгов тоже… Ежели должна Вам, – преисполненная достоинства молвила, но Дамир меня заткнул. Губами своими жадными хапнул мои, продолжая собой к алтарю подпирать. А когда сдалась под напором и отклонилась, не позволил свободы, за затылок придержал, поцелуй углубляя.

Окаянный Аспид!

Решил меня измучить: языком зубы протаранил, совсем дух из меня вышибая. Не то завопила возмущённо, не то застонала от бури чувств небывалых.

Ноги ослабели, голова закружилась… и легко, воздушно стало. Так необычно сладко, горячо, волнительно, что вцепилась в Дамира, дабы не рухнуть наземь. Обвила за шею…

И тогда рык его низкий, ответный, прогнал по телу волну щекотливых, очумелых от восторга мурашек.