Лёля Фольшина - Пятое время года. Книга 2

– Быстро за борт все огнеопасное, пиронафт, скипидар, спирт, бензин, – командовал вахтенный начальник барон Кнорринг, и матросы споро выполняли распоряжения лейтенанта.

– Шлюпка с правого борта, – раздалось во тьме, и вскоре на палубе крейсера появился флаг-офицер с «Петропавловска» Шмидт.

– Что, что там, Левушка, война? – окликнул мичмана Кнорринг.

– Война, Костя, сейчас сам увидишь, вам приказано сняться с якоря и преследовать японца. Как выходить будете, вся картина перед глазами предстанет. «Ретвизан», «Цесаревич», япошки словно знали наши диспозицию, – махнул рукой Шмидт.

– Да, Того 3 3 Адмирал Того – Маркиз Того Хэйхатиро – японский военно-морской деятель, маршал флота Японской империи (21 апреля 1913), командующий Объединенным флотом Японии в русско-японской войне… можно поздравить с успехом. Ничего, сейчас прогуляемся, может, накрутим им хвосты, – кивнул барон и, пожав руку мичману, пошел подгонять свою команду. – Шевелись, ребята, живее, живее, – послышался его зычный голос из темноты.

Сигнальщик передал с флагманского броненосца «"Новику" приготовиться к походу». И крейсер, пока не на всех парах, потому что успели развести только шесть котлов, поднял якорь и взял курс на Вейхавей – в той стороне были видны дымки кораблей японской эскадры. Поврежденные «Ретвизан» и «Цесаревич» медленно двигались к берегу, чтобы приткнуться к нему и не затонуть.

– О, еще один, – не удержался от восклицания Митя: чуть ближе к выходу на внешний рейд на отмели стоял с сильным креном крейсер «Паллада».

– И сухих доков нет, – откликнулся стоявший рядом мичман Бурачек, – надолго ремонт затянется.

– Вон с флагмана семафорят: «Джигиту» подойти к «Палладе» для оказания помощи», – разобрал Чернышев сигнал с «Петропавловска», – значит, повреждение сильное.

– Утром станет ясно, – пожал плечами Степан Павлович, – а мы быстрее пошли, видать, раскочегарились.

Четыре японских миноносца были видны в лучах боевого освещения эскадры, и «Новик» постарался выдать полный ход в двадцать пять узлов, старясь догнать противника, но более быстроходные японцы вскоре скрылись в темноте, и крейсер, завершив патрулирование, вернулся к эскадре за приказаниями.

– Смотрите, Дмитрий Сергеевич, три ракеты на Золотой Горе, – Бурачек протянул Чернышеву бинокль. – Россия официально вступила в войну.

– А мы тут с вами, Степан Павлович, полночи в игрушки игрались, – не удержался Митя.

– Дипломатия – вещь тонкая, вы еще молоды, мой друг, идемте отдыхать, пока можно. Думаю, часа четыре у нас есть… – кивнул молодому человеку Степан Павлович и, осторожно ступая по скользкой палубе, пошел в каюту.

Митя спустился в каюту и моментально провалился в сон, едва голова коснулась подушки, но мичман Бурачек был не прав, четырех часов отдохнуть не получилось.

– Проснитесь, Ваше благородие, к капитану треба, – Митя с трудом открыл глаза и не сразу понял, что от него хочет командирский вестовой.

Капитан 2-го ранга Николай Оттович Эссен – плотный мужчина среднего роста с густыми усами и небольшой складкой меж бровей, придававшей ему суровый, а иногда даже сердитый вид, быстро ходил по своей каюте в весьма приподнятом настроении.

– Положение серьезно, но мы посмотрим и еще как посмотрим! – сказал он, подняв глаза на вошедшего мичмана, не то ему, не то самому себе.

– И еще как посмотрим, Николай Оттович, – неожиданно резко сказал Митя, преисполнившись обиды за ночную ситуацию и за весь русский флот.

«Мальчишка совсем, и сгинет не за понюшку табаку, смелый, горячий, на месте не усидит, уже вон в бой рвется, ровно молодой конь», – подумалось Эссену, но вслух он сказал совершенно иное.

– Вы, мичман в Санкт-Петербурге живете? – капитан остановился рядом с Чернышевым и, взяв его за пуговицу бушлата, посмотрел в глаза.

– В Москве, в столице только сестра замужняя, – мичман весь засветился изнутри при воспоминании о доме, Лике, об их прогулке в Нескучном. Словно солнышко того теплого осеннего дня согрело его сейчас.

– В Москве невеста, поди? – неожиданно ласково улыбнулся Николай Оттович.

– А как вы… – опешил Митя, удивленно глядя на командира.

– Так сияешь, как начищенная рында, – по-доброму засмеялся тот, продолжая смотреть на мичмана.

– Невеста, правда, мы не обручились еще, дед ее хотел, чтобы я чин сначала получил, она сирота, – вздохнул мичман, – а как уезжал я, князь старый умер, и намедни письмо получил, что и княгиня в мир иной отошла. Гликерия Александровна теперь совсем сирота – дядюшка только холостой и в возрасте и тетка замужняя.