Лёля Фольшина - Пятое время года. Книга 2

– Струна порвалась, – девушка немного виновато посмотрела на вошедшего в кухню конюха Трифона, хозяина гитары, – завтра непременно новую куплю.

– Сорвалась-таки, – Трифон покачал головой, – там одна струна была слишком сильно натянута, давно сменить хотел, да руки не доходили.

– Вот вечно ты, – Марья сердито посмотрела на парня, – не доходили… а барышня поранилась.

– Что ты, что ты, Марья, сама я виновата, резко дернула, вот и оборвалось, – девушка переводила взгляд с одного на другую, – Трифон не причем, я сама виновата, сама и поправлю, и не вздумайте Сергею Романовичу сказать. Пусть чаю подадут, – она поднялась с ларя, на котором сидела, пока повариха бинтовала палец, – пойду Аполлинарию Павловну успокою.

Лика поднялась наверх, но графини в гостиной не оказалось, а из комнат, которые занимал барон Велио с супругой и маленькой дочерью, неслись душераздирающие крики.

Княжна, подхватив юбки, понеслась туда и буквально столкнулась с доктором Бартеневым, обычно пользовавшим графиню Чернышеву.

– Что, что случилось, Нил Федорович? – только и смогла выговорить она, глядя на его бледное лицо.

– Вам, барышня, лучше туда не надо, теплой воды прикажите и простынь, и девку мне какую пришлите порасторопней, – отрывисто сказал Бартенев и снова скрылся за дверью.

Вечером 26 января на флагманском корабле Тихоокеанской эскадры броненосце «Петропавловск», где держал свой флаг вице-адмирал Старк, проходило совещание, на котором обсуждали возможные мероприятия на случай нападения противника. При этом в войну особо никто не верил. Общие настроения выразил начальник морского штаба контр-адмирал Вильгельм Карлович Витгефт, прощаясь с командирами кораблей: «Войны не будет».

Эти слова были сказаны за полчаса до начала атаки японских кораблей…

Мичман Дмитрий Чернышев, отстояв вахту, прошел в кают-компанию «Новика», но ложиться не стал, решив дописать письмо домой. В четверть двенадцатого он вышел на палубу крейсера передать запечатанный конверт вахтенному матросу, чтобы утром письмо было отправлено на городскую почту. Ночь была темная, морозная, но видимость ясная. Море спокойное.

– Вашбродь, завтрева не выйдет, – отозвался матрос Гордеев в ответ на просьбу офицера, – велели никому корабль не покидать, готовиться к выходу.

– Да, знаю, но наши вроде еще на берегу, со шлюпботом приедут, можно с ним обратно передать, – растолковывая очевидное, кивнул Чернышев.

– Наши все на борту, недавно шампунька 2 2 Шампунька – небольшая китайская лодка под парусом или без него. привезла механика и доктора – последних, – ответил матрос, – вон оне еще в каюту не ушли.

– Что, Дмитрий Сергеевич, не спится? – окликнул мичмана судовой врач Лисицын, балагур и весельчак, один из основателей корабельного оркестра крейсера. – Ночь-то какая тихая, словно затаились все. Какое-то предчувствие у меня недоброе. В Морском собрании ужинал, даже чарку не пропустил, мало ли что.

– Бог с вами, Николай Васильевич, отчего недоброе? Завтра в море выйдем, приказ был по всей эскадре, вероятно, как третьего дня по фарватеру прогуляемся и вернемся, – Митя посмотрел вперед, но за громадами кораблей почти ничего не было видно, только иногда прожектор выхватывал борта стоящих рядом «Петропавловска» и «Боярина».

– И по мне что-то зловещее в воздухе витает, – к стоящим на палубе подошел штурманский офицер мичман Алекс Шейковский, – нынче Николай Оттович как с флагмана вернулся, все нервничает, адмирал Витгефт сказал, что не будет войны, а наш командир считает, что японцы вот-вот нападут, это раньше сообщали противнику «иду на вы», теперь перестали быть столь щепетильными.

Словно в ответ на слова мичмана где-то впереди раздались звуки выстрелов и взрывы, но понять, что именно происходит, из-за стоящих впереди больших кораблей не было никакой возможности. Тем не менее вахтенный начальник лейтенант Штер приказал сыграть отражение минной атаки, и офицеры с палубы разошлись по боевому расписанию.

«Неужели война? – подумал Митя, пытаясь что-то разглядеть в темноте море и прислушиваясь к усиливающейся канонаде. – Только бы не увечье, лучше уж сразу погибнуть», – пришла мысль, которую он тут же попытался отогнать, а потом и вовсе забыл, потому что думать о чем-то постороннем стало просто некогда. Поступил приказ стеньговой флаг поднять, развести пары в котлах и готовиться к выходу в море. Прогудела боцманская дудка, по палубе и трапам затопали сотни ног.