Бернард Корнуэлл - Высшая милость

Матфей, Лука, Марк, Иоанн,

Постель мою благословили,

Четыре ангела у ложа,

Четыре ангела вокруг.

Один — лишь молча наблюдать,

Другой — неистово молиться,

И двое — унести мой дух.

— Томас Ади

Посвящается Майклу, Тодду и Джилл

Корабль швыряло на волнах. Ветер завывал в снастях, и вода заливала хлипкую палубу, грозя снести дрожащие шпангоуты в очередную волну.

— Капитан! Вам нужно убрать эту чёртову мачту!

Капитан не обратил никакого внимания на крик рулевого.

— Вы сумасшедший, капитан!

Конечно, он сумасшедший. Он гордился этим, смеялся над этим, обожал это. Матросы качали головами, одни крестились, другие, протестанты, просто молились. До всех этих бед капитан сочинял стихи, и теперь все они роились в его голове.

Час спустя он спустил паруса, давая кораблю возможность самому маневрировать, биться и катиться по волнам как по железнодорожным рельсам. Он неотрывно смотрел сквозь пелену дождя и ветра, долго вглядываясь в тонкую черную полоску земли. Матросы молчали, хотя каждый знал, сколько им требуется места, чтобы обойти на ветре невысокий тёмный мыс. Они с выжиданием смотрели на капитана.

Наконец он подошел к рулевому. Его лицо было спокойным и печальным.

— Вот сейчас обходи его.

— Капитан!..

Они прошли достаточно близко, чтобы разглядеть железную корзину на вершине шеста, служившую маяком в Лизарде. Лизард… Для многих он был последним образом Англии, а для большинства вообще последний образ земли, перед тем как необъятный Атлантический океан поглотит их корабль.

Капитан прощался. Он смотрел на Лизард до тех пор, пока тот не скрылся в шторме, но и тогда капитан продолжал смотреть, как будто в этом шквале внезапно мог появиться маяк. Он уходил.

Он бросал ребенка, которого никогда не видел.

Он оставлял ей состояние, которое она могла никогда не увидеть.

Он бросал её, как все родители бросают своих детей; но этого ребенка он бросал задолго до его рождения, и все то богатство, которое он ей оставлял, не смягчало его вину. Он бросил её, как теперь бросал все те жизни, до которых дотронулся и запачкал. Он отправлялся в то место, где обещал себе начать все сначала, и где может быть забыта вся печаль, оставляемая им. Только одну вещь из своего стыда он взял с собой. На шее под тельняшкой у него висела золотая цепь.

Он был врагом одного короля и другом другого. Его называли самым красивым мужчиной в Европе и до сих пор, вопреки тюрьме, вопреки войнам, он был великолепен.

Он кинул последний взгляд назад, и Англия исчезла из вида. Его дочь осталась в старой жизни.

Впервые она встретила Тоби Лазендера в день, обещавший, как казалось, райское блаженство. Англия дремала в летнем зное. Воздух был насыщен ароматами дикого базилика и майорана, она сидела у кромки ручья, где рос пурпурный вербейник.

Она считала, что поблизости никого нет. Нервно как животное, высматривающее врагов, огляделась по сторонам из-за того, что собиралась согрешить.

Она была уверена, что рядом никого нет. Посмотрела налево, туда, где от дома через живую изгородь по лугу шла тропинка, но никого не увидела. Пристально посмотрела на густые заросли по другую сторону ручья, но никакого движения среди могучих буковых стволов и в низине позади них не заметила. Место было в её распоряжении.

Три года назад, когда ей было семнадцать, и уже год как умерла её мать, этот грех казался ей чудовищным, превосходящим все другие проступки. Тогда она боялась, что этот таинственный грех против Святого Духа такой ужасный, что в Святом Писании он не описывается, а только упоминается как непростительный, и ей продолжали внушать, что она грешит. Теперь, три лета спустя осведомлённость какую-то часть страха испарила из неё, но она продолжала верить, что это грех.

Она сняла капор и аккуратно положила его в широкую деревянную корзину, в которой должна принести тростник из заводи. Отец её, богатый человек, настаивал, чтобы она работала. Святой Павел, — говорил он, — делал палатки, и каждый христианин должен знать какое-нибудь ремесло. С восьми лет она работала в сыроварне, но затем вызвалась носить тростник, который требовался для циновок и светильников. Для этого была причина. Здесь, возле глубокой заводи речки она могла быть одна.