Ольга Михайлова - Святой в миру

— Дерек умер… ещё в январе.

— Примите мои соболезнования, миссис Рейнольдс, — он обратился к ней подчёркнуто официально, неожиданно почувствовав, что она пытается говорить с ним, как встарь. Это ему не понравилось. Он изменился глубже, чем замечал сам. Ещё месяц назад он мог бы и расчувствоваться, но сейчас окаменел в молчании и — презрении. — Надеюсь, оставленное супругом состояние, которое по-прежнему пятикратно превосходит мой годовой доход, поможет вам утешиться в потере.

Зачем он сказал эти жестокие слова, одновременно говорящие, что он ничего не забыл, а значит, — и не смог простить? Но разве он не простил? Доран удивился. Простил. Давно. Сейчас он больше всего хотел только одного — оказаться подальше от неё, в Хэммондсхолле. Зачем же он так?

Джейн побледнела.

— Я думала, ты простил. Я ошиблась тогда, пойми, и жалела об этом.

Доран испугался. Испугался Бог весть чего, почти отпрянул. Он не хотел ни извинений, ни признаний. Он не хотел её — не только как женщину. Он не хотел ни видеть её, ни слышать о ней. Поэтому и оттолкнул — сразу, интуитивно и бездумно. Эта тень прошлого, вдруг ожившая и на что-то притязающая… аминь, рассыпься. Он давно не любил её. Доран вздохнул и лучезарно улыбнулся — он любил другую. Ту, которая не польстится на деньги, кроткую, женственную и разумную.

— Есть поступки, Джейн, у которых необратимые последствия. Да и мне не двадцать три, а тридцать семь. Извини, мне нужно ехать. — Доран буквально взлетел в седло и стегнул коня.

Две мили до Хэммондсхолла миновали быстро, но этого времени ему хватило, чтобы осмыслить то, что Доран давно знал по Писанию, но впервые ощущал в собственной жизни. Неизреченно велика милость Господня — и только мы, по глупости нашей, не всегда сразу понимаем это. Если мы не получаем того, чего желаем — возблагодари за это Господа, глупец, возблагодари Господа. Бог не соединил его с Джейн. И он скорбел об этом, скорбел долгие годы. Но сейчас понял, что Господь просто уберёг его — от глупой любви неопытного щенка, от брака с расчётливой и циничной особой, от сломанной жизни.

Слава Богу за всё…

Его приезд в имение был ознаменован сообщением мистера Коркорана о том, что два грибника из деревни нашли мистера Стэнтона. Доран напрягся. Бедняжка Бэрил… Ему так хотелось бы уберечь её от ужаса похорон брата. Доран смог только спросить, где нашли тело? Мистер Коркоран, к его непомерному изумлению, ответил, что Клэмент жив, хотя и находится между жизнью и смертью. Вывих стопы, растянуты связки, перелом правой ноги в голени, его страшно лихорадит — сказались три ночи на земле, переохлаждение и голод. Его занесло за Бандитский лес в имение соседа, сейчас мистер Гилфорд и мистер Редклиф — оба здесь, опасаются худшего, хотя и пытаются обнадёжить графа. Мисс Бэрил ухаживает за братом как лучшая из сиделок, мечется между ним и сестрой.

— Положение, видимо, отчаянное. Я предложил свои услуги — травы, отвары — и они были приняты. Дело плохо: обычно врачи пренебрежительно отказываются от помощи — пока уверены в успехе.

— Три ночи на земле… Как он вообще выжил?

— Он не может говорить. Но его нашли на куче валежника.

Доран поморщился. Он не любил столь явных свидетельств человеческой глупости.

— Идиот, прости меня, Господи.

Мистер Коркоран не оспорил это суждение.

Почти пять дней Стэнтон плавал в забытьи, сменявшемся время от времени лихорадочным бредом. Обстановка в поместье была невесёлой. Несмотря на ревностную заботу мисс Стэнтон о сестре, Софи была в отчаянии. Доран, внимательно вглядевшись в увечье, счёл, что шрам будет не настолько ужасным, как все полагали, и тоже пытался успокоить девушку. Beauty lies in lover's eyes. [12] Красота — в глазах любящих… ( англ .) Но мисс Хэммонд только плакала. При этом она ни разу не вошла в спальню Клэмента, пропускала мимо ушей все разговоры о его здоровье. Изменилось и её отношение к мистеру Коркорану. Она ощущала, что её любовь, медленно переплавляясь в горниле болезни, превращается в самую яростную ненависть. Софи понимала, что теперь мистер Коркоран уже никогда не полюбит её, и новое осознание, что жизнь её навсегда загублена уродством, в котором она начала винить кузена, ибо себя винить ни в чём не привыкла, заставляло Софи желать смерти — и себе, и ему. Тут она заметила, что сестра подлинно пользуется симпатией мистера Дорана, и мысль о том, что уродина Бэрил сумела кому-то понравиться, в то время как ей остаётся только ненавистное одиночество, вливало новую горечь в её мысли. Софи видела ласковую заботу и беспокойство священника о кузине, почему-то чувствовала зависть, и начала ненавидеть и сестру, игнорируя её усердную заботу о себе.