Синтия Хэррод-Иглз - Чернильный орешек

Пока Ричард и Мэри-Эстер скакали к дому, они украдкой изучали друг друга. Правда, это занятие никому из них не доставило удовольствия. Мэри-Эстер все больше раздражалась, наблюдая, как Ричард неуклюже развалился в седле, отвратительно ссутулив плечи. Что и говорить, красоты от своего отца он явно не унаследовал, хотя мог быть довольно привлекателен, если бы хоть немного об этом позаботился. Но сейчас его лицо исказила сердитая гримаса, одежда была неопрятной и засаленной, волосы свисали на плечи спутанными пыльными клочьями, настолько грязными, что просто невозможно было определить, какого же они цвета под этой мерзостью. Да и поведение Ричарда вполне соответствовало его виду. Он никогда не отличался прилежанием в учебе, хотя отец Мойе довольно часто признавал, что Ричард неглуп, вот только учиться не желает. Теперь же он постоянно сбегал из своей классной комнаты, предпочитая ей бесконечные непристойные проделки, которые могли привести только к беде. Нет, с этим мальчишкой что-то надо было делать! Ах, если бы Эдмунд тогда отправил его в школу вместе с Китом. Мэри-Эстер вздохнула, и ее лошадь тут же навострила уши и ускорила бег, решив, что этот вздох был адресован ей.

Что же касается чувств Ричарда по отношению к Мэри-Эстер, они были не столь милосердными. Да, выглядела она достаточно привлекательно, чтобы понравиться кому угодно. И сидит мачеха так изящно, бочком на своей красивой гнедой Психее, которую вырастили в их имении и сделали настолько ручной, что она могла едва ли не читать мысли своей хозяйки. Мэри-Эстер была невысокой, стройной и смышленой, как и ее мать, а вот от отца она унаследовала яркую красоту, пышные волосы и блестящие черные глаза. Волосы ее на макушке были гладко разделены и уложены в плотные локоны, которые обрамляли лицо под шляпой, украшенной перьями. На ней было платье из темно-серого шелка с едва заметным голубоватым оттенком, подчеркивающим яркость ее лица. Ее изящные плечики покрывала кружевная пелерина, белизна которой не могла соперничать с белизной ее кожи. Но примечательнее всего было выражение ее лица: ясное, мягкое и счастливое. Лия, которую приставили к ней с младенчества, часто говорила, что Мэри-Эстер просто не может взглянуть в лицо другому человеку без улыбки. Только ничего этого Ричард не замечал. Перед ним была женщина, захватившая место его матери, женщина, ради которой его отец предал память дорогой матушки, женщина, схватившая отца за ухо и влившая в него яд! Это по ее наущению отец отослал Кита в школу, а Ричарда оставил дома. Да, он боялся отца, но ненавидеть его он не мог, а найти виновного в своих житейских невзгодах ему было просто необходимо. От того, что все обожали Мэри-Эстер, Ричарду было только легче во всем винить ее.

Они уже поднимались по оживленной проселочной дороге, ведущей к Твелвтриз. Мэри-Эстер размышляла над тем, как бы ей доставить Ричарда домой незамеченным.

– Ричард… – начала она, но юноша резко оборвал ее:

– Я ожидал, что вы явитесь шпионить за мной. Меня только удивляет, что Амброз выдал меня. Я-то считал его верным другом. Думаю, это было глупо с моей стороны.

– Очень глупо, – подтвердила Мэри-Эстер.

– Да уж, если принять во внимание, что он ваш дядя… Что ж, теперь вы можете привести меня к отцу и насладиться моими мучениями.

– Я ими вовсе не наслаждаюсь, – ответила Мэри-Эстер без всякой надежды убедить его. – А что до шпионства за тобой, то у меня не было ни малейшего представления, что ты там. Но если уж ты напиваешься на семейном постоялом дворе, то вряд ли можно сделать вывод, что ты стараешься не привлекать к себе внимания. Я полагала, что это в твоих интересах. Ричард, ну почему ты не можешь просто нормально вести себя? Ведь это было бы куда легче и для тебя, и для всех остальных. Неужели тебе нравится огорчать своего отца? Тебе что же, доставляет удовольствие растравлять раны нашего благословенного Господа Бога?

– Ну вот, теперь еще и религию примешайте к этому, – грубо пробормотал Ричард. Все, что он делал, было в значительной степени направлено не просто против его семьи и отца, но и против религии, поэтому наказание всегда отягощалось и обвинением в богохульстве. Ему долгими часами приходилось стоять на коленях. – Да я не могу и вздоха сделать, чтобы не согрешить.

Мэри-Эстер встревоженно вздохнула.

– Ричард, ты сам усложняешь свою жизнь. Ладно, давай-ка поглядим, не сумеем ли мы на этот раз провести тебя в дом незамеченным. Пока Клемента не видно…