Синтия Хэррод-Иглз: Чернильный орешек

– Ну, так он же очень давно хранится в нашей семье.

– Да-да, и, знаешь, Эдмунд так печется о репутации семьи, о ее истории, ну и вообще о вещах такого рода. Вот почему он так ссорится с Ричардом… «Ведь ты же Морлэнд, – произнесла она, подражая голосу своего мужа, – и должен вести себя, как и подобает Морлэнду». Амброз покачал головой.

– Меня больше беспокоит то, что Ричард как раз ведет себя как истинный Морлэнд, – заметил он, – только не тот конкретный Морлэнд, которым желает видеть его Эдмунд. Твой муж предпочитает «забывать», что в нашей родне людей с необузданным нравом было не меньше, чем добропорядочных семьянинов.

– Я пытаюсь поговорить с Ричардом, но он не обращает на меня никакого внимания, я ведь ему всего лишь мачеха. Я надеюсь, он вернется домой прежде, чем Эдмунд узнает, что он отсутствовал всю прошлую ночь. У меня нет ни малейшего представления, где он мог быть. Клемент только сообщил мне, что постель Ричарда осталась нетронутой. Сам Клемент поднялся даже раньше меня. Знаешь, мне кажется, что он вообще никогда не ложится спать. По-моему, Клемент боится, что, пока он спит, кто-то может отнять его работу. Я ему говорю: «Если учесть, что еще до тебя твой отец и дедушка…»

– Он был здесь прошлой ночью, – перебил ее Амброз.

Мэри-Эстер удивленно подняла брови. – Клемент?

– Нет, Ричард. Вообще-то он и сейчас еще здесь… отсыпается. – Он кивнул головой в сторону таверны.

Мэри-Эстер встревожилась.

– Так он был здесь? Пьяный? Ах, дядюшка, ну как же ты мог? Почему ты не отправил его домой? Почему позволил ему напиться, когда ты отлично знаешь… и Эдмунд так беспокоился… ведь ему всего пятнадцать… это так вредно для него.

– Дорогая моя, – ласково возразил Амброз, – он уже был пьян, когда явился сюда. Я, конечно, мог бы отослать Ричарда восвояси, но ведь пошел бы он не домой, и тебе это должно быть хорошо известно. Парень просто отправился бы в какой-нибудь кабак, а это было бы только хуже. Ведь здесь, по крайней мере, он находился под моим присмотром, и я не дал бы ему разгуляться. А ты что же, предпочла бы, чтобы он напился с какими-то проходимцами?

– Извини. Ты прав. Только… ох, дядюшка!..

– Я знаю, мой цыпленочек. Но тебе, право же, не стоит принимать это так близко к сердцу. Это дело Эдмунда, а не твое, а ему, конечно же, следует быть построже с мальчишкой. Кроме того, многие в молодости буйствуют, а потом становятся благопристойными людьми. Да вот хотя бы, к примеру, и твой собственный отец.

Мэри-Эстер улыбнулась.

– Я не верю и десятой части историй, которые ты рассказываешь о моем отце. Ты это делаешь только для того, чтобы вывести меня из себя.

– У тебя было так мало радости в жизни, моя птичка, чтобы тебя еще и выводить из себя. Ты должна радоваться этой перемене.

– До тех пор, пока Эдмунд не решил перестроить Морлэнд, я бы еще согласилась с тобой, – поправила она. – Но с того времени, как мы переехали в Твелвтриз, тамошняя жизнь только и выводит меня из себя, закаляя мой характер. И если нам придется прожить в этом отвратительном старом доме еще хоть год, меня вполне можно будет поместить в приют для умалишенных.

– А как там идут дела у строителей? Мэри-Эстер скорчила недовольную гримасу.

– Да они все погоду ругают, – в сердцах воскликнула Мэри-Эстер. – Слава Богу, теперь, когда засияло солнце, они начнут работать побыстрее и закончат до наступления зимы. В Твелвтриз просто невозможно сохранить тепло… представляешь, дядюшка, там нет никаких дымоходов, вообще ничего, кроме жаровен, повсюду сквозняки, а в большом зале все время полным-полно дыма, слуг никогда не доищешься… Невозможно и пытаться управлять хозяйством, которое разделено между тремя домами. Я никогда толком не знаю, кто где находится, и посылаю записки в Шоуз, которые надо передать в Микл-лит, и перед глазами у меня все плывет, словно вокруг меня водят хоровод. Если бы не Клемент, мне бы совсем не справиться со своими обязанностями.

Амброз улыбнулся, представив путаницу в голове у Мэри-Эстер. Она унаследовала не только красоту своего отца, но в равной степени и его уравновешенность, а также удивительную память от матери. И с тех пор, как в возрасте восемнадцати лет Мэри-Эстер стала второй женой Эдмунда Морлэнда, ей удавалось управлять большим поместьем с той же легкостью, с какой она управляла своей лошадью.

– Ну ничего, – успокоил ее Амброз, – все это в свое время окупится.

– Надеюсь, что так. Только если бы я могла выбирать, то я бы не стала возиться с каким-то старым домом. Нет уж, я бы снесла его да и построила новый. Но Эдмунд и слышать не желает о том, чтобы отказаться от Морлэнда, и в результате, к большому неудобству всех домочадцев, он постоянно что-то подлатывает, подправляет, пристраивает… Да у него даже ров вокруг дома никогда не заполнен водой… Но я уж слишком разговорилась, тут и до предательства недалеко. Я, дядюшка, пожалуй, поеду, не то меня там хватятся. Может быть, ты потрясешь Ричарда – я бы тогда прихватила его с собой, а? У меня столько дел, да и Пса я бросила запертым во флигельке, а если его там оставить надолго, так он и дверь выломать может.