Синтия Хэррод-Иглз: Чернильный орешек

Когда Амброз с Уиллом только купили этот постоялый двор, у них был и третий партнер – Габриэль Чэпем, который женился на их сестре Мэри. Габриэль был дерзким, красивым, веселым плутишкой, питавшим трогательную слабость к Мэри. Господь благословил их брак всего одним ребенком, девочкой, которую тоже нарекли Мэри в честь матери и Пресвятой Девы. Заодно ее назвали еще и Эстер, чтобы отличать от прочих Мэри в их семье. Амброз стал для малышки крестным отцом. Когда же в 1612 году Габриэля, а затем через несколько дней и старшую Мэри унесла бубонная чума, Амброз принял на себя всю ответственность за шестилетнюю девочку и воспитал ее как собственную дочь.

– Правда, ни один отец никогда бы так нежно не позаботился о своем ребенке, как я, – говаривал он порой, – да и такой щедрой награды за это не получал.

Стоило ему только подумать о Мэри-Эстер, как лицо его расплывалось в улыбке. Вот и теперь в мыслях его царил приятный покой, солнце тепло согревало ноги, квохтанье курицы и воркованье голубей успокаивало, и его седая голова начала клониться от дремоты. Нет-нет, он не заснул, он был совершенно уверен, что не спит, но кто-то уже смеялся рядом, и, пробормотав: «Да-да, я все слышал, что ты говорила», Амброз обнаружил, что его глаза непонятным образом закрылись.

– Да я вовсе ничего и не говорила, – смеялась Мэри-Эстер. – Тебе это, должно быть, приснилось.

– Я не спал, – упрямо повторил он, с трудом поднимаясь на ноги.

– Ну, конечно же, не спал, – неуверенно согласилась Мэри-Эстер. – Но ты настолько был поглощен своими мыслями, что и не слышал, как мы подъехали. Я тут стою уже пять минут и наблюдаю за тобой. А ты сидишь так смирно, что твоя старая наседка у тебя тут угнездилась прямо в ногах, посмотри-ка!

Амброз мельком взглянул вниз, и блестящий глаз красно-коричневой курицы подмигнул ему в ответ из пыльной ямки, которую наседка вырыла себе под скамьей. Амброз улыбнулся, положил руки на плечи племянницы и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.

– Был поглощен мыслями… что ж, это привилегия стариков, – проговорил он. – Благослови тебя Господь, моя дорогая. И тебе, Лия, пусть дарует Господь добрый день, – добавил Амброз, обращаясь к служанке, которая немного в стороне восседала на пони, держа поводья гнедой кобылки своей хозяйки. – И что же привело тебя сюда, да еще в такую рань?

– Солнце, разумеется, – ответила Мэри-Эстер. – Я просто не могла упустить ни одного лучика – вот я и вытащила бедняжку Лию из постели, чтобы успеть немного покататься верхом, прежде чем на меня обрушатся хозяйственные заботы. Ты только посмотри на небо – доводилось ли тебе когда-нибудь видеть такие краски? Как по-твоему, надолго это? Эдмунда так беспокоит судьба урожая, а тут еще одна овца захромала, да и в Экшеме снова лихорадка…

– Я тут слышал, – строго произнес Амброз, – что ты навещала больных на болотах. Тебе следует быть поосторожнее, девочка. Там слишком нездоровое место.

– Но я должна делать то, что могу, – возразила Мэри-Эстер, – и мой напиток от лихорадки оказался для них таким целебным.

– Ну и отправила бы его туда с кем-нибудь из слуг, – проворчал Амброз. – Ты не должна так рисковать, в особенности, когда у тебя на руках две маленькие дочурки. Генриетте и года нет, да и Анне всего четыре. И что прикажешь им делать, если их матушку унесет лихорадка?

Мэри-Эстер посмотрела на него встревоженно.

– Но, дядюшка Броз, не могу же я заставлять слугу рисковать жизнью, если сама стараюсь избежать опасности, – она говорила спокойно, не желая, чтобы это выглядело поучением старшего, а потом с улыбкой добавила: – Кроме того, ты же видишь, какая я здоровая и сильная. Болезни меня никогда не тревожили.

– Да-да, это я вижу: ты здорова и румяна. Что ж, я понимаю, что мне не отвратить тебя от твоего долга, и Боже упаси, чтобы я это сделал. Ты только будь поосторожнее, моя птичка, хорошо? В тебе ведь вся моя жизнь.

– Хорошо, – пообещала Мэри-Эстер. – И ты тоже должен получше заботиться о себе. Как ты себя чувствуешь, как твое плечо? Ты пользуешься мазью, которую я тебе прислала?

– Да, моя девочка, и она немного облегчила боль, но лучше всех мазей для меня – вот эти солнечные лучи. Боли у меня бывают только от сырости, а это лето такое дождливое…

– Это хорошая мазь, – сказала Мэри-Эстер. – Она приготовлена на настойке из ивовой коры. Этот рецепт я вычитала в книжке прабабушки… Ах, вот еще что! Ты помнишь, мы никак не могли отыскать церковный служебник герцога Йоркского? Так вот, вчера посреди ночи Эдмунд разбудил меня и сказал, что неожиданно вспомнил, где этот служебник, – она выдержала эффектную паузу, и Амброз постарался сделать приличествующее ситуации лицо. – Оказывается, он перед нашим отъездом из Морлэнда спрятал его в тайнике в часовне Пресвятой Девы, а потом совершенно забыл об этом, потому что все остальные ценные вещи мы перевозили в ящиках. Ты просто представить не можешь, дядюшка Броз, какое он испытал облегчение. По-моему, он дорожит этим старым служебником больше всего на свете.